Главная

О НАС    ПРАВОСЛАВНЫЕ НОВОСТИ РЕГИОНА     РЕЛИГИОЗНЫЕ НОВОСТИ

ГАЗЕТА "СПАС"    ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ    РАСПИСАНИЕ БОГОСЛУЖЕНИЙ

ЕПАРХИАЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ И ОТДЕЛЫ  
ДУХОВНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ  
КОММЕНТАРИИ К БИБЛИИ  
ПРАВОСЛАВНАЯ БИБЛИОТЕКА  
ФОТОЛЕТОПИСЬ  
ПОЧТОВАЯ РАССЫЛКА  
ХРАМЫ КАЛИНИНГРАДСКОЙ ЕПАРХИИ  
ОПРОСНИК  
КАРТА САЙТА  
АРХИВ НОВОСТЕЙ  
ВИДЕОАРХИВ  
ВНЕСТИ ПОЖЕРТВОВАНИЕ НА ХРАМ  

 
ПОИСК
ПО САЙТУ
 
 
РЕКОМЕНДУЕМ

Официальный сайт Русской Православной Церкви / Патриархия.ru

Православие.Ru

Фома-Центр / журнал Фома

Электронная библиотека


НАШ БАННЕР

 

ГАЗЕТА "СПАС"

 
   
 

 

№3 (144) март

ЧЕЛОВЕК И КНИГА 

 

Открытие неизвестного Бориса Зайцева

 

«Я рано начал писать, но зрелости художнической достиг поздно. Все, что написал более или менее зрелого, написано в эмиграции. И ни одному слову моему отсюда не дано было дойти до Родины. В этом вижу суровый жребий, Промыслом мне назначенный. Но приемлю его начисто...» Б.К. Зайцев

 

Пролог

 

10 февраля 2016 года исполнилось 135 лет со дня рождения православного писателя, классика русского зарубежья Бориса Константиновича Зайцева (29.01/10.02.1881—28.01.1972). Об этом глубоком и поистине христианском русском писателе, к сожалению, не слишком хорошо известном отечественному читателю, хотелось бы поговорить в нашей статье.

 

Детство и юность

 

Писатель Борис Константинович Зайцев родился 10 февраля 1881 года в Орле. Он рос в типичной обедневшей дворянской семье конца XIX века (отец Бориса, Константин Николаевич, был горным инженером, мать, Татьяна Васильевна, происходила из старинного рода Рыбалкиных). Надо сказать, что в отличие от глубоко религиозного детства другого православного писателя и современника Бориса Константиновича, И.С. Шмелева, в доме Зайцевых царило полное безразличие к вере. В зрелые годы Борис Константинович не без горькой иронии вспоминал: «Наша семья не была религиозна. По тому времени просвещенные люди, типа родителей моих, считали все "такое" суеверием и пустяками».

Уроженец Орла, Борис провел детство в окрестностях Калуги и часто проезжал в двух-трех верстах мимо знаменитой Оптиной, но ни разу там не был. Путь мальчика все время лежит в стороне от веры. Уже позже, калужским гимназистом, он живет летом в Балыкове, недалеко от Серафимо-Саровского монастыря, — и также постоянно проезжает мимо него, а единственная поездка в обитель (описанная в автобиографическом романе «Тишина») выглядит скорее как пикник, а не как паломничество. Разочаровывает Бориса и гимназическое преподавание Закона Божия, и встреча со святым о. Иоанном Кронштадтским. Мировоззрение юноши вполне вписывается в снисходительный взгляд окружающих его взрослых: «Православие, священники, молебны, "вкушения" с духовенством на Пасху и Рождество — деревенско-помещичий быт, и только. Интеллигент в лучшем случае терпел это. А собственно считал религию "для простых". "Нам" этого не нужно» (Зайцев Б. К. Дневник писателя. Оптина Пустынь // Возрождение. 1929. 27 октября). В таком настрое проходит детство, отрочество и ранняя юность Зайцева.

Единственным и главным увлечением будущего писателя с детства являлась литература. Именно ей он решает посвятить свою жизнь. В начале своего творческого пути Борис Зайцев постарался сразу определиться с литературными предпочтениями. Во многом этому определению поспособствовала встреча с А.П. Чеховым, произошедшая в 1900 году в Ялте. Благоговейное отношение к Антону Павловичу Зайцев сохранил на всю жизнь. И именно благодаря ему Борис Константинович начал относить свое зарождающееся творчество к чеховской реалистической традиции.

В 1902 году Зайцев вошел в московский литературный кружок «Среда», объединявший таких знаменитых писателей и мыслителей, как Н. Телешов, М. Горький, Л. Андреев, В. Вересаев, и других художников слова, близких к реализму. В своем творчестве Борису Зайцеву хотелось выявить правду русской жизни, осмыслить обычный тип русского человека, нарисовать его духовный портрет. Но, чтобы нарисовать портрет, необходимо понять суть человека, раскрыть его особенности в развитии собственного характера, который проникнут религиозной жизнью, как положительной, так и отрицательной.

Несмотря на нерелигиозную и революционную настроенность «Среды» в начале 1900-х годов, Зайцев, подобно многим другим русским писателям, философам, богословам, «открыл» для себя Владимира Соловьева, оказавшегося его водителем по духовному миру: «Время было переломное. Интеллигенция призывалась входить в церковь. Она и вошла» (3айцев Б. К. Соловьев нашей юности // Русская мысль. 1953. 27 февраля). Зайцев на всю жизнь остался благодарен Соловьеву за тот юношеский подъем, «за разрушение преград, за вовлечение в христианство» — разумом, поэзией, светом» (Там же). Великий русский религиозный философ стал тем прологом, который пробудил в Борисе Константиновиче первые ростки веры.

 

Русская Трагедия

 

В начале своего жизненного пути Зайцев, как и большинство представителей русской интеллигенции того времени, также подвергся влиянию «передовых идей». Студентом восторженно встретил революцию 1905 года. Но уже Первая мировая война вносит существенные изменения в мировоззрение писателя. В его творчестве появляется мотив покаяния, признание своей вины за случившееся. В декабре 1914 года Зайцев писал: война — «великое испытание, посланное людям за то, что они много нагрешили <...> Все без исключения ответственны за эту войну. Я тоже ответствен. Мне это тоже напоминание — о неправедной жизни». Новые беды, обрушившиеся на Россию, — революция, голод, террор — лишь укрепляют в писателе чувство смирения и покаяния, но смирения не перед убийцами, а перед Божьей волей. Зайцеву было суждено пережить и личную трагедию: уже в первый день Февральской революции был убит на посту его племянник, офицер Измайловского полка, загородивший дорогу обезумевшей толпе, ворвавшейся во двор казарм. В конце 1919 года вместе со многими молодыми офицерами по обвинению в контрреволюционном заговоре был расстрелян и приемный сын Зайцева. Однако все пережитые страдания не смогли озлобить писателя, поколебать его веру в Промысел Божий.

На все, что происходит в России, Зайцев откликается циклом лирических эссе, написанных в 1918—1922 гг.: «Уединение», «Улица св. Николая», «Белый свет», «Душа», в которых пытается раскрыть вечный, вневременной смысл русской трагедии. В тихих словах писателя звучит призыв не к мести, но к любви: «Усмотрю ли брата в звере?». Но Зайцев ни в коем случае не оправдывает убийц и преступников, захвативших власть в стране. По верному утверждению исследователя творчества писателя
А.М. Любомудрова, «позиция Зайцева не имеет ничего общего ни с толстовским "непротивлением злу", ни с фаталистической покорностью "року", ни с проповедью пассивного, равнодушного к добру и злу существования. "Кротость" писателя — не мягкая и аморфная <...>: за ней стоит твердость и строгость в отстаивании Истины, спокойная решимость на всякую скорбь и даже смерть».

Но Зайцев в эти страшные годы не довольствуется одним лишь созерцанием и интеллектуальной рефлексией над происходящим. В 1921 году он избирается председателем союза российских писателей, становится членом комитета помощи голодающим Поволжья, что затем завершилось арестом, обвинением в контрреволюционной деятельности с последующими допросами на Лубянке и как следствие ­— тяжелой болезнью.

 

Эмиграция

 

Несмотря на выпавшие на его долю испытания, писатель совершенно не желал покидать России, хотел с ней разделить тяжелую ношу, быть вместе с народом. Однако болезнь вынудила Бориса Зайцева в июне 1922 года покинуть Родину и отправиться на лечение за границу. Сначала он жил в Берлине, а потом переехал во Францию, где произошла его встреча с великим Иваном Буниным, Иваном Шмелевым, Дмитрием Мережковским и Александром Куприным. Париж станет для него второй родиной. Но, как и для тысяч других изгнанников, разлука с Россией на всю жизнь будет для писателя тяжким крестом и сильным духовным испытанием.

Первым крупным произведением Зайцева, написанным в эмиграции, стал роман «Золотой узор». В нем — попытка автора постигнуть причину случившейся в России революционной трагедии, указать на ее истоки. Писатель рассказывает о судьбе русских интеллигентов, рисует картины их довоенной жизни — праздной, пустой, безответственной; затем — война, революция, изгнание и тот нравственно-духовный перелом, который свершается в душе у героев. Безусловно, роман имеет автобиографическую основу. В нем явственно звучит мотив покаяния, признания своей вины за произошедшее в России. Это суд автора над собой, своим поколением, во многом несущим ответственность за случившееся. Пройдя через все испытания и беды, в конце книги главные герои приходят к Церкви. В этом — отражение судьбы самого писателя и многих еще других русских судеб.

Тема вины и покаяния продолжает звучать и в других произведениях Зайцева. Так, в очерке «В пути» он вновь указывает на утомление, распущенность и маловерие как на верхах, так и в средней интеллигенции как на одну из причин случившейся в России Смуты: «Тяжело вспоминать. Дорого мы заплатили, но уж, значит, достаточно набрались грехов. Революция — всегда расплата. Прежнюю Россию упрекать нечего: лучше на себя оборотиться. Какие мы были граждане, какие сыны России, Родины?».

Как и Иван Шмелев, Борис Зайцев возвращался к изображению трагедии революции и Гражданской войны на протяжении всего своего творчества. Так, в очерке «Спас на Крови» автор вспоминает всех тех, кто был безвинно замучен, расстрелян в страшные революционные годы. Но через боль и страдания писателя ведет вера в то, «что в новую Россию (а она грядет!), как встарь, придется вновь идти со словами милосердия и человечности». И в этой новой России будут найдены, собраны останки всех жертв и «соединены в одну, воистину, теперь братскую могилу и над ней возведен храм Спаса на Крови».

Коснулся Зайцев в своем творчестве и крымской трагедии 1920 года. Так, в своих очерках он приводит свидетельство очевидца о тех днях в Крыму, которое перекликается с самыми страшными страницами «Солнца мертвых» Шмелева: «По ночам их выводили голых, в зимнюю стужу, далеко за скалу, выдававшуюся в море, и там, ставя над расщелиной, стреляли, затем закидывали камнями всех вперемежку — застреленных и недостреленных. А спасавшихся бегством стреляли где попало, и трупы их валялись зачастую у самых жилищ наших, и под страхом расстрела их нельзя было хоронить».

Строки Зайцева, посвященные горячо любимой им Родине, русским людям, являющим собой образец кротости и чистоты душевной, были проникнуты характерным для писателя лиризмом, смешанным с болью личной и общенародной трагедии. Все созданное Борисом Зайцевым в изгнании написано о России и для России. Писателю дано было постигнуть высший смысл произошедшей на Родине катастрофы, и в своем творчестве он открыл этот смысл и для своих читателей.

За годы революции, Гражданской войны, изгнания русскому писателю Борису Зайцеву довелось испить полную чашу бед и страданий. Однако в его творчестве личная трагедия отступает на второй план. Изображается главным образом трагедия России, ее народа. И все же главное, что несут в себе его произведения, — это неугасимая вера в Божий Промысел, в утверждение Истины и в Возрождение России.

 

Святость как путь духовного возрождения

 

Будучи поистине глубоко духовным православным христианином, Борис Константинович всю свою веру, закаленную испытаниями революционной смуты и вынужденного изгнанничества, изложил в произведениях, написанных им в эмиграции. Так, важной ступенью в творческом пути Бориса Зайцева стала книга «Преподобный Сергий Радонежский» (1924). Казалось бы, выбранная автором тема уводит от событий действительности, никак не соприкасается с ними. Однако это не так. Как указывает А.М. Любомудров, «наверное, одной из главных причин обращения к образу Сергия явилась схожесть исторических эпох. Революция многими воспринималась как новое порабощение России; в крови, жертвах, разрухе послеоктябрьских лет виделись последствия нового "ордынского ига"». И потому образ преподобного Сергия, благословившего князя Дмитрия Донского на битву с Ордой, олицетворял собой светлую силу, способную противостоять ужасам войн и революций, и являлся залогом будущего возрождения России. Примечательно то, что, по мнению писателя, одержать победу в этой борьбе Божественного и бесовского может именно преподобный Сергий — не князь, и не воин, а «скромный монах», основными свойствами которого являются кротость и смирение. Но именно эти качества, по глубокому убеждению Зайцева, — единственное оружие, которым можно бороться и победить врага духовного. И все же Сергий благословляет Дмитрия Донского на битву, на пролитие крови, потому что против физического врага нужно бороться еще и мечом: «Если на трагической земле идет трагическое дело, он благословит ту сторону, которую считает правой. Он не за войну, но раз она случилась, за народ и за Россию, православных. Как наставник и утешитель, "Параклет России", он не может оставаться безучастным». Эти слова можно считать ответом писателя на вопрос о допустимости сопротивлении злу силой, поставленным великим русским философом Иваном Ильиным в одноименной работе, также написанной им в эмиграции.

Надо также отметить, что писательские труды Бориса Константиновича были направлены не только на читательскую аудиторию исключительно одной лишь русской эмиграции, но несли и миссионерское наполнение, тем самым выполняя задачу русской эмиграции о проповеди Православия в странах вынужденного рассеяния. Воссоздавая идеальный и легендарный облик Родины на чужбине, Зайцев преследовал некую «сверхзадачу» — доказать всему Западу духовную высоту русского православного национального характера, способного не только на разрушение и кровопролитие. «Преподобный Сергий Радонежский» заканчивается своеобразной апологией России созидательной: «Если считать — а это очень принято — что "русское" — это гримаса, истерия и юродство, "достоевщина", то Сергий — явное опровержение. В народе, якобы лишь призванному к "ниспровержениям" и разинской разнузданности, к моральному кликушеству и эпилепсии, — Сергий как раз пример, любимейший самим народом, — ясности, света прозрачного и ровного.<...> Через пятьсот лет, всматриваясь в его образ, чувствуешь: да, велика Россия. Да, святая сила ей дана. Да, рядом с силой, истиной мы можем жить» (Зайцев Б. Преподобный Сергий Радонежский: В кн. 3. Избранное. Нью-Йорк, 1973, с. 74).

После книги о преп. Сергии Радонежском Борис Зайцев практически всю свою творческую жизнь будет писать о святых угодниках Божьих. Выходят очерки о святых Серафиме Саровском, Иоанне Кронштадтском, святейшем патриархе Тихоне, представителях русской церковной эмиграции. Именно в них — в живых представителях христианской святости — Зайцев и видит путь духовного и цивилизационного возрождения России и русского народа.

 

Афон и Валаам

 

В поисках живых православных основ духовного преображения в мае 1927 года писатель совершает паломничество в центр вселенского Православия — на Святую Гору Афон, а в 1935 году вместе с женой посещает Валаамский монастырь, принадлежавший тогда Финляндии. Итогом этих поездок явились книги очерков «Афон» (1928) и «Валаам» (1936), ставшието одними из лучших описаний этих святых мест в литературе XX столетия. В этих произведениях Борис Зайцев дает читателю возможность почувствовать мир православного монашества, пережить вместе с автором минуты тихого созерцания. Щемящим чувством родины проникнуты картины уникального оазиса русской духовности Валаама, образы приветливых иноков и молитвенников-старцев.

На Афоне русский писатель обретает истинное величие, без которого не может быть Православия. Но это величие не в горделивом возвышении над вселенной. Борис Зайцев писал: «...Афон предстает в своем вековом и благосклонном величии. Тысячелетнее монашеское царство! Напрасно думают, что оно сурово, даже грозно. Афон — сила, и сила охранительная, смысл его есть "пребывание", а не движение. Афон созерцает, а не кипит и рвется, — это верно. Но он полон христианского благоухания, то есть милости, а не закона, любви, а не угрозы. Афон не мрачен, он светел, ибо олюблен, одухотворен».

Своеобразие авторской позиции и стилистики, выраженной Зайцевым в «Афоне», дало повод русскому религиозному философу протоиерею Василию Зеньковскому обосновать целую концепцию «двоемирия» религиозного сознания Зайцева. По его мысли, Борис Зайцев является наиболее ярким представителем русской интеллигенции, достаточно равнодушным к Церкви до революции и вторично обретшим ее на чужбине, отразив тем самым путь духовного перерождения многих тысяч русских людей в изгнании.

Так чего же так усиленно искал Борис Зайцев в своих паломничествах по древним православным монастырям? Вероятно, той всепоглощающей и преображающей духовной любви, которая вечно струится в живых строках Евангелия. В век, когда культ греха и всеотрицающего нигилизма становится основополагающим в человеческих отношениях, Борис Зайцев ищет истину в духовной и сердечной простоте православного монашества. «Простота и доброта, а не сумрачное отчуждение, — вот стиль афонский, и недаром тысячи паломников перебывали в этих приветливых местах».

 

Наследие русского мыслителя

 

Вся деятельность русского писателя и мыслителя была буквально пронизана православным мироощущением. В своем творчестве, как и жизненном пути, Зайцев совершает «вечное возвращение» к духовным основам, мир его литературных героев вступает в область нравственного выбора, без которого невозможно формирование личности. Например, в его романе «Дом в Пасси» (1935) воссоздана жизнь русского зарубежья во Франции. Трагические судьбы русских эмигрантов, выходцев из различных слоев общества, объединяет мотив «просветляющего страдания». Центральный персонаж романа — монах Мельхиседек, подвизающийся в миру, видимо, подсмотренный писателем во время его паломнических путешествий. Он воплощает православный взгляд на мир, на происходящие вокруг события, на проблему зла и добра, страдания и ненависти, милосердия и отчуждения. Смысл жизни, по Мельхиседеку, в таинственной справедливости Суда Божьего, который все устроит хорошо. Только надо верить своему Отцу Небесному и любить Его, несмотря на все превратности судьбы.

Во многом, наверное, поэтому, Борис Константинович обращается к биографиям тех писателей, которые видятся ему маяками, способными осветить путь каждого здравомыслящего человека. Он пишет об И.С. Тургеневе, В.А. Жуковском, любимом с юности А.П. Чехове. Зайцев восстанавливает традицию православного мировосприятия, которая прервалась на тот момент в советской литературе.

Надо признать, что благодаря русскому зарубежью и, в частности, Б.К. Зайцеву не была утрачена нить, связующая поколения с русской классической литературой, которая зиждилась на православном фундаменте, нетленном камне с высеченным на нем ликами Антония и Феодосия Печерского, преп. Сергия Радонежского и Андрея Рублева, св. Нила Сорского и Иосифа Волоцкого, Серафима Саровского и Иоанна Кронштадского, этих творцов истинного, коренящегося во Христе Русского Возрождения. При общем падении духовности и забвении веры на Родине такие писатели-изгнанники, как Иван Бунин, Иван Шмелев и Борис Зайцев, продолжали следовать вечным ценностям, которые, несмотря ни на что, после крупных социальных катаклизмов и революционных потрясений вернулись на русское духовное поле, в пространство русского православного мировоззрения и мироощущения.

К сожалению, Б.К. Зайцев физически не вернулся на горячо любимую Родину. 21 января 1972 года русский писатель в возрасте 91 года скончался в Париже и был похоронен, как и большинство его соотечественников-эмигрантов, на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Однако несмотря ни на какие внешние исторические и идеологические препятствия, его творения вернулись в Россию, и сегодня можно с уверенностью сказать, что слово Бориса Зайцева хоть пока и не очень громко, но уже начало звучать на просторах русской литературной традиции. Давайте же и мы приобщимся к творческому наследию замечательного русского писателя, обретя в нем самих себя и путь нашего духовного возрождения.

 

Денис Михалев

 

Помни, что не розовые очки и не <мудрость> страуса, зарывающего голову в песок при неизбежной опасности, спасет тебя от мира страстей (т.е. страданий), живущих в душе, но лишь мужественный и честный взгляд на самого себя, на свои так называемые силы и осознание своей глубокой духовной нищеты откроет тебе истинное спасение и истинного Спасителя - Христа, в котором заключено все твое благо вечной жизни.

 

Алексей Ильич Осипов

 

НАШ ОПРОС

Если бы Господь пришел в мир сегодня, о чем бы вы Его спросили?

8%
[248]

4%
[143]

70%
[2142]

16%
[492]

Всего проголосовало:
3025 человек

Почему существует зло?
Когда наступит Конец Света?
Мне не о чем особенно спрашивать. Важнее попросить о прощении своих грехов
Как же выполнить все то, что Он нам заповедал?

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ
Задать вопрос

 

КАЛЕНДАРЬ
церковный православный
и памятных дат
 
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
             
             
             
             
             
             

 

ФОТОЛЕТОПИСЬ

23

 

ХРАМЫ ЕПАРХИИ
интерактивная карта
 

главная  |  о нас  |  православные новости региона  |  газета "спас"  |  вопросы и ответы

духовные размышления  |  комментарии к библии  |  православная библиотека  |  фотолетопись  |  радиопрограмма "спас"

почтовая рассылка  |  храмы калининградской епархии  |  епархиальное управление и отделы  |  архив новостей  |  образовательный мультисловарь

Видеоархив  |  Внести пожертвование на храм

E-mail: ubrus@inbox.ru

© 2005-2029 www.ubrus.org

При любом использовании материалов и новостей данного сайта, гиперссылка (hyperlink) на www.ubrus.org обязательна.