— Первый раз порог Никольской церкви на окраине Калининграда я переступила в 1988 году, в год Крещения Руси. Помню, это был август, кончался отпуск. Я тогда работала в музучилище, зашла к своим знакомым, а они как раз пели в хоре Свято-Никольского храма. За разговорами о вере, смысле жизни они предложили мне самой попеть в хоре. Буквально на следующий день я поехала на окраину города, чтобы купить Библию. И вдруг душой поняла: вот это мое…

— Когда я училась в Ленинградской консерватории, мы часто исполняли духовную музыку русских композиторов, в том числе литургическую. То есть я уже тогда осознанно верила в Бога. Наш завкафедрой Авенир Васильевич Михайлов, узнав об этом, принес мне в подарок книжку Емельяна Ярославского.

— После двух страниц чтения этой атеистический ахинеи мне все стало ясно, и потом я книгу сожгла. Тогда я уже ходила в церковь. Правда, приходилось это делать тайком. Там, в Ленинграде, я так ни разу и не причастилась.

— Студенты консерватории, да и других гуманитарных вузов, да что там — почти вся молодежь состояла в комсомоле, в то время мы были как бы солдатами идеологического фронта. А тут — вера в Бога!.. У нас двоих студентов выгнали за то, что они пели в церковном хоре. Но Авенир Васильевич, Царствие ему Небесное, поступил очень мудро и помог им перевестись в Московскую консерваторию.

— Русская духовная музыка — это просто потрясающая культура. Главное здесь — слова молитвы. А музыка должна быть очень простой, для того чтобы люди, стоящие в храме, тоже могли сердцем своим славить Господа.

— Конечно! Вы вот вспоминали про услышанное на Валааме. А есть и противоположные примеры. Сейчас почти забытый, а в советское время довольно известный композитор Слонимский решил как-то написать литургическую музыку. Человек, совершенно далекий от этого, естественно, не понял ничего. «Иже херувимы»? Ну, тут такие ангелочки — значит, эти аккорды, а там другие и так далее. И многие пытались последовать его примеру, ну как же — модно стало! Все это режет слух.

— У нас в Калининградской области, в отличие от Валаама, практически везде поют неправильно. В эдаком стиле меланхолического романса конца XIX века, да простят меня все регенты.

— У нас хора нет, поэтому поем просто.

— Желательно. Но главное — вера. Ведь когда человек молится, ему Бог все дает, он и поет хорошо. В чем гений Мусоргского? Он обратился к слову. Хотя даже такие композиторы, как Римский-Корсаков и Балакирев, так до конца и не поняли Мусоргского. Они его музыку исправляли, не понимая, что главное в его музыке — слово, его интонация. А сейчас в русских храмах поют полифонические произведения, что, на мой взгляд, просто недопустимо, потому что это самое слово уничтожается.

Или ударяются в другую крайность — пение в унисон. Интонация и артикуляция у всех должны быть одинаковыми, иначе получится разноголосица, что, в конце концов, часто и происходит. То есть унисонное пение требует большой кропотливой работы. Распев, который пытаются возродить, никогда не удастся воспроизвести в том виде, что был в дореволюционное время: отношение к службе было другое. Надеть на себя рыцарские доспехи вовсе не значит стать рыцарем.

— Толчком послужила смерть моей мамы в 1989 году. Я на следующий день пришла в храм на исповедь. Не то чтобы скорбь меня привела — я, наверное, все-таки всю жизнь к этому шла. Я встала на исповедь у о. Серафима, старенького такого священника, ныне уже покойного, сказала, что хочу посвятить себя служению Богу. А он очень расстроился, сказал, что я еще молодая (мне тогда 36 лет было), что еще детей надо родить. Я как бы успокоилась, но мысль постоянно зрела.

Спустя некоторое время подошла к владыке Пантелеимону, он тогда еще был игуменом. Сначала он и слушать не хотел об этом, но, думаю, просто проверял и стал наблюдать за мной. И где-то через девять лет я снова подошла к нему с этой просьбой. Он спросил, насколько я обдумала свое решение. Я сказала, что оно окончательное, и все очень серьезно. И перед Рождеством Христовым 1999 года он подозвал меня со словами: «Готовься к постригу». И как только он это сказал, у меня вдруг пропало все желание стать монахиней. Я до такой степени испугалась, что заболела. Не ходила на службы полмесяца. И когда я, наконец, появилась в храме, владыка очень обрадовался, но ни слова мне не сказал. Спустя месяц, в субботу перед Прощеным воскресеньем, опять меня вызвал, и Великим постом состоялось пострижение. А на Пасху меня уже назначили настоятельницей. Все было просто: владыка Пантелеимон поднес икону Богородицы, я приложилась. А спустя три дня после короткой беседы митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл благословил меня. А на следующий день сгорел дом в Изобильном.

— Господь многое попускает, но Он же и многое дает по молитвам нашим. И вот спустя столько времени, как я вдруг неожиданно для себя стала регентом церковного хора, я была назначена настоятельницей монастыря, куда пришла когда-то, чтобы купить Библию.

Хотя, наверное, это не случайно. Я и мои друзья по консерватории всегда мечтали петь русскую церковную музыку. Когда о. Аркадий предложил мне стать регентом, это был тоже, пожалуй, самый счастливый день в моей жизни.

Не менее счастливым был день освящения храма в Изобильном. Да, наверное, каждый день на подворье приносит какую-то радость, особенно, когда удается справиться с казалось бы непреодолимыми трудностями.

— Я собиралась тайно постригаться и продолжать работу в музыкальном колледже. Не получилось, буквально на следующий день все уже знали. И должна сказать, что мой поступок никого не удивил. А я будто заново родилась!

Настоятелем Свято-Никольского храма с первых дней его основания был игумен Аркадий. Еще предстояло много работы по ремонту и благоукрашению самой церкви, но он уже тогда предрекал, что на этом месте обязательно будет монастырь.

— Наверное, потому, что с женщинами легче начинать такое, на первый взгляд кажущееся неподъемным, дело. Да и женщин, желающих стать монахинями, полностью посвятить себя служению Богу, в то время было гораздо больше, чем мужчин, решавшихся на монашеский постриг. Если считать выходцев из Калининграда, то за 20 лет их по пальцам можно пересчитать: ныне покойный игумен Маркелл, а также о. Корнилий и о. Гермоген.

Послушниц при храме свт. Николая Чудотворца о. Аркадий начал собирать в 1989 году. Поддерживали чистоту в церкви, трудились в трапезной, на огороде, сажали деревья, устраивали клумбы. Спустя некоторое время по благословению митрополита Кирилла была куплена усадьба в пос. Изобильном.

— Точно не скажу, но очень многие прихожанки желали принять постриг. И уже в 1998 году Священный Синод утвердил решение о создании Свято-Никольского женского монастыря в Калининграде с подворьем в Изобильном.

— Сначала в мае 1999 года я была назначена старшей сестрой. В Изобильном тогда уже жили три инокини — Сусанна, Мария и Иоанна. Сейчас они уже монахини — Марфа, Даниила и Михаила. Как только я была назначена в Изобильное, случился пожар — сгорел усадебный дом. Вместе с другими сестрами мы стали жить в палатках. Михаил Дударев из «Кениг-авто» пожертвовал нам три автобуса, в которых мы обустроили временное жилище.

Примерно за год с Божией помощью и при поддержке добрых людей удалось отстроить дом заново. Нет худа без добра: перестроили мансарду, на втором этаже оборудовали 13 келий. А в апреле 2000 года уже началось строительство храма.

— Помню, 19 мая мы с матушкой Даниилой сели в машину и поехали буквально с протянутой рукой просить всех помочь, кто чем может.

— Был один очень интересный момент. Мы заходим в кабинет, что-то говорим. А нас вдруг спрашивают: так это вы сгорели? Дело в том, что до этого многие вообще не знали про существование монастыря, а пожар сделал нас известными.

Причем нам больше помогали руководители, каким-то образом пережившие в своих кабинетах перестройку, у которых еще портрет Ленина на стене сохранился, то есть ветераны-фронтовики, знавшие, что такое сгоревший дом. А вот от добившихся успехов «новых русских» практически ни от кого мы помощи не дождались.

— В относительно далекое и до той поры мало кому известное Изобильное стало приезжать много людей. Селить было негде, поэтому приезжали на день со своим инструментом, без ропота выполняли тяжелые работы.

— Да как-то все само собой получилось. Мы с тремя сестрами и иеромонах Серафим, назначенный настоятелем строящегося храма, сразу решили: назовем церковь в честь «Державной», хранительницы России, всегда защищавшей страну в трудные времена.

— Начинал его строительство игумен Серафим, которому выпало самое тяжелое. Хотя само по себе строительство храма — это такое счастье! Ведь он созидается не мной, не батюшкой Серафимом, много сил отдавшим, когда начиналось это строительство, не работниками с прорабом, а помощью Божией! Когда это понимаешь, ничего не страшно. Сколько раз были такие моменты, что, кажется, все уже, руки опускаются. И вдруг откуда-то приходит помощь, совсем неизвестные люди приносят деньги. Господь ведет все руками людей.

Всем миром удалось поднять церковь всего за шесть лет. Люди работали бесплатно, начиная с мальчишек деревенских до специально приезжавших на стройку. 30 апреля 2006 года на Антипасху при большом стечении народа освящение совершил митрополит Кирилл, приехали практически все батюшки из епархии.

— Раньше это был сарай, который тоже сгорел. Такие нам испытания все время посылает Господь. С помощью добрых людей удалось постепенно его отремонтировать. Планируем открыть там небольшую гостиницу. Внутри уже все оштукатурено, вставлены окна, двери, начинаем работы по отоплению, канализации.

— На сегодняшний день в Изобильном живет 10 человек: пять монашек и столько же послушниц. А вместе с Никольским монастырем — 16.

— Конечно! Ведь сразу видно, когда человек «романтически» настроен — и молодые, и в возрасте. Проверяем, назначаем послушания, нагружаем такой работой, что романтика вся сразу улетучивается. И если человек выдерживает, тогда уже смотрим дальше. Я знаю многих людей, которые хотели бы быть монахами, но ничего у них не получилось. Потому что постриг в монашество — это не какое-то магическое действие. Господь сам избирает слуг своих. Если нет на то воли Божией, никто монахом не становится.

— Был случай. Главное искушение — гордость. Постригли одну сестру в монахини, так она сразу голову подняла, мантия так за ней пошла, будто это королева, а не монашка. Перестала выполнять послушания, отказывалась от общей трапезы — мы мешали ей молиться!

— Поехала в один монастырь, в другой, третий. И везде та же история. А ведь монах ли, монахиня ли — в каком монастыре постригся, в том и должен служить Богу.

— Конечно. Но теперь уже только по благословению владыки Серафима и владыки Кирилла.

— Работы много: огород, курятник, коровник, клумбы…

— А вот наша Марфочка (разговор проходил в присутствии сестры Марфы. — Ред.) и вышивает, и просфорки выпекает. Сейчас мечтаем, чтобы пришли сестры, владеющие искусством иконописи.

— Сельские приходы — это, наверное, головная боль всей Русской Православной Церкви. Сейчас ведь, на мой взгляд, идет просто наглое уничтожение на корню русской деревни. А Россия — это во многом деревня. В городе нет той соборности, которая здесь еще сохранилась. Ведь и восстановление Никольского храма стало возможным благодаря соборности.

— А вот строительство церквей и есть выход. Такой должен быть национальный проект по возрождению деревни. В этом я просто сама убедилась на примере поселка. Люди немного пришли в себя, потянулись в церковь, стали постоянными прихожанами. За прошлый год три ребенка в Изобильном родились! То есть появилась какая-то надежда. Мы ведь постоянно молимся за них, и это не может проходить бесследно. Много еще предстоит сделать, но потихоньку село возрождается.

Очень надеюсь, что государство повернется наконец по-настоящему к русской деревне. А калининградская земля этого особенно заслуживает: она вся пропитана кровью наших солдат, это святая земля! Почему об этом забывают, под красивыми лозунгами уничтожают буквально на корню крестьянский труд? А ведь чего проще — вложить в село деньги, вдохнуть жизнь в сельское хозяйство, которое умирает, возродить уважение к крестьянскому труду. Тогда и рождаемость на селе и по всей стране повысится.

— Все это печально. Хотя должна сказать, что в нашей области, к счастью, немало людей, обличенных властью, искренне верят в Бога, помогают Церкви. Сама в этом убедилась. На мой взгляд, важно, чтобы эти люди поняли, что Православие в русской душе за десятилетия безбожной власти никуда не исчезло. Вот помните, юноша-солдат Женя Родионов в Чечне отказался крест снимать, за что бандиты отрубили ему голову? Снял бы — остался бы жив. А он пошел на смерть ради Христа. Откуда в нем это!?

Православие в нас очень крепко сидит, на генном уровне. Поэтому не правы те, кто отделяет Православие от остальной жизни. Да и у самих отделяющих, если хорошо поскрести, отыщутся глубокие православные корни. Надо просто достучаться до их сердец. А самое лучшее средство — молитва. И мы в нашей тихой обители молимся за Отечество, за весь русский народ и все народы, населяющие великую Россию. И чем больше будет монастырей и храмов, тем быстрее возродится наше Отечество!

— Да, одну из частей в Гвардейске. Молодые воины сюда приезжают, и мы к ним иногда сами ездим. У нас очень хорошие отношения с командиром и со всеми офицерами этой части. И в том, что мы этим занимаемся, нет ничего удивительного. Ведь монах — неважно, мужчина это или женщина — это воин Христов. Он также отрекается от себя, защищает свою веру, свой народ, свою страну.

— Исторически так сложилось, что брюки стали частью мужской одежды, но никак не женской. Женщины в брюках теряют самое главное — женственность. В платье же трудно сесть в такую иногда безобразную позу, как в брюках некоторые садятся. А взять походку. Она тоже меняется. Стремление одеваться и выглядеть как мужчина — сейчас ведь еще мода пошла на короткие стрижки «под мальчика» — непременно влияет на психологию. Женщина постепенно перестает быть женщиной, забывает, кто она такая. Меня это страшно коробит. Особенно когда выряжают в брюки маленьких девочек. Всегда хочется сказать родителям: что же вы делаете?!

Из храма и монастыря мы, конечно, не выгоняем, но в таких случаях даем юбку надеть поверх брюк и платочек, если еще и без платка пришла. Но наши постоянные прихожанки одеты всегда как полагается.

— Я против этого. Это какое-то экзальтированное принятие веры. Такие люди не Бога ищут, а какие-то искусственные переживания и ощущения… Самое главное — Символ веры, ее сущность и содержание. Не чуда надо искать, а изменения в своей душе после обращения к Истине.