 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№11 (140) ноябрь |
|
|
«Дело в том, что они спасли свои души»
Пролог Этим летом в Светлогорске с успехом прошел традиционный кинофестиваль «Балтийские дебюты—2015». Председателем жюри был известный кинорежиссер и сценарист, народный артист России Владимир Иванович Хотиненко. Среди его режиссерских работ такие известные киноленты, как «Поп», «72 метра», «Мусульманин», «Достоевский», телесериалы «Бесы», «Гибель империи», документальный сериал «Паломничество в Вечный город» и другие. Уже по названиям перечисленных работ можно сделать вывод, что автор поднимает серьезные темы, волнующие наше общество, старается разобраться, что означают такие немаловажные понятия в жизни человека, как «духовность», «нравственность», «патриотизм». С 2010 года Владимир Иванович Хотиненко является членом Патриаршего совета по культуре Русской Православной Церкви.
 — Владимир Иванович, вы сняли немало фильмов патриотической и православной направленности. О них мы и поговорим. Начать же хочу с нашумевшего в свое время, снятого примерно 20 лет назад вашего фильма «Мусульманин», который имеет также явную религиозную направленность.
— Я бы даже сказал, православную направленность. Потому что всякий мусульманин поймет — а я довольно много общался с ними, — что эта картина заставляет задуматься именно православных. Или христиан, если брать шире. Эта картина о вере в Бога.
— Чем вызван был интерес к этой теме? Ведь до этого в своих работах вы ее практически не касались.
— В основе сюжета была потрясающая история, которую мне рассказал Валерий Залотуха. Мы с ним делали фильм «Макаров» (автор сценария. — Ред.), к сожалению, он недавно ушел из жизни. Он увидел репортаж о возвращающихся из афганского плена наших солдатах. Часть одного из таких репортажей даже в наш фильм вошла. История, как потом показала практика, заинтересовала не только нас.
— Ну да, была середина 1990-х годов, когда по известным причинам возникли довольно напряженные отношения между двумя традиционными конфессиями, веками живущими в России бок о бок, — Православием и исламом. Проводились антитеррористические операции на Кавказе, которые недоброжелателями нашей страны преподносились как война между христианами и мусульманами. И вы своим фильмом хотели показать, что это вовсе не так?
— Абсолютно точно. Пока снимал фильм, я достаточно хорошо изучил Коран, выписывал даже некоторые цитаты из него. Для меня было принципиальным вопросом, что это война не религий. Совершенно определенно, что это была война людей, преследующих цели, очень далекие от религиозных.
— Второй фильм, привлекший внимание, скажем так, православной общественности, имел название, говорящее само за себя: «Поп». Почему все-таки сначала «Мусульманин», а уже потом «Поп»?
— Я уже сказал, что «Мусульманин» — фильм совсем не о новообращенном представителе ислама. Я бы просто не рискнул касаться этой многогранной темы, поскольку слишком далек от этого. Это во-первых. Во-вторых, любой режиссер вам скажет, что очередность картин — это явление, совершенно не поддающееся каким бы то ни было прогнозам. Хотя у меня был период, когда мои друзья меня даже спрашивали: что ты собираешься снимать дальше?
 — Почему они интересовались?..
— Дело вот в чем. Я снимаю фильм «Рой» (1990 год) — начинается распад Советского Союза. Начал снимать «Патриотическую трагедию» — буквально одновременно с этим происходит августовский путч 1991 года. Я даже вставлял некоторые кадры хроники тех событий у «Белого дома». Снимаю «Макаров» (1993 год) — обстрел «Белого дома», снимаю «Мусульманин» — начинается война в Чечне. То есть все грядущие политические события как бы повторяют сюжетную канву моих только что снятых фильмов. Поэтому меня и спрашивали, что еще собираюсь снимать, чтобы соответствующим образом подготовиться к реальным событиям российской действительности. Как говорится, во всякой шутке есть доля шутки. Другими словами, я как бы чувствую «запах времени», но, естественно, я не пророк, не Нострадамус.
Потом как-то само собой получилось, что я отошел от злободневных тем. Нырнул, так сказать, в историю. Снял фильм «1612», 10 серий «Гибели империи» — это начало прошлого века, потом «Достоевский» — это XIX век. То есть судьба как бы провела меня по задворкам нашей истории. Это позволило мне более или менее сложить для себя картину Русского мира.
— Владимир Иванович, это, несомненно, весомый вклад в отечественное киноискусство, и вы по праву носите звание народного артиста России. Но вернемся к фильму «Поп». Как родилась сама идея его создания?
— Это как раз тот случай, когда тема находила меня, а не наоборот, как обычно со мной бывает. Случайно встретился с министром культуры, который как бы предложил мне заняться историей Псковской миссии на оккупированной немцами территории во время Великой Отечественной войны. Он также сказал, что к этой теме проявляет немалый интерес Алексий II, бывший тогда Патриархом Московским и всея Руси. Я же вообще ничего не знал о тех событиях военных лет.
Но как только я ознакомился с некоторыми материалами, даже совсем приблизительно, те драматические коллизии меня полностью захватили и вдохновили на создание нового фильма. Потом мною к изучению этой темы был привлечен замечательный русский писатель Александр Сегень. Он взялся за дело с энтузиазмом, и не сценарий к фильму написал, а целый роман. А потом уже по нему им же был написан сценарий и снят фильм. Первый, насколько я знаю, художественный фильм, вышедший под патронатом Московской Патриархии и при деятельном участии самого Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.
— Слышал, что книга написана в более жестком формате, чем снят потом фильм, что вы что-то вы смягчили, убрали «острые углы». Почему?
— Я не согласен. Скорее всего, это просто некое ощущение, которое и основывается на разнице между литературой и киноискусством. Честно говоря, я даже не могу понять, в чем книга более жесткая. Может быть, дело в том, что до сих пор отношение к Псковской православной миссии довольно неоднозначное. И в Русской Православной Церкви мнения различные. Есть среди современных священников и такие, которые безоговорочно считают всех участников Псковской миссии изменниками Родины.
 — Возможно, они исходят из посыла, что на территории, оккупированной немцами в 1941—1944 годах, действующих храмов было примерно в 10 раз больше, чем на всей территории Советского Союза, что явно противоречило «линии партии»…
— Люди были разными. Наверное, были и очевидные предатели, которые, как говорится, от души прислуживали фашистам. Были колеблющиеся, сомневающиеся. Но целью нашего фильма не было показать какой-то собирательный образ священника. Мы взяли совершенно определенного батюшку, который, несмотря на суровые, драматические условия жизни, несмотря на враждебное окружение, честно исполнял свой священнический долг.
Вообще, я скажу, очень трудно снимать фильм про священника. Бытует мнение, что любой батюшка чуть ли не святым должен быть. К сожалению, зачастую вызывает интерес именно показ каких-то изъянов в жизни служителей церкви — тоже, мол, грешные. А вот снять жизнь, если можно так выразиться, нормального, обычного священника, и показать это, чтобы было интересно, — в этом и есть главная сложность. Здесь уже жизненные обстоятельства, с которыми он сталкивается должны быть чрезвычайно драматичны. Почему я люблю эту картину и рад, что судьба так распорядилась, что я ее снял. Мне кажется, что именно в этих обстоятельствах удалось сделать то, что я хотел.
— Вы говорите об обстоятельствах сюжета картины?
— Да, сюжета, этих коллизий… Понимаете, религиозная тема, она вообще очень сложная. Вот решили вы снять фильм, скажем, о Марии Египетской. Потрясающий с точки зрения драматизма материал. Но как вы будете снимать? Только касаясь ее покаяния, не показывая, как она жила до этого? Тогда очень сложно будет провести тему покаяния. Или и жизнь до обретения ею святости тоже будете показывать? Одно дело, когда мы читаем и представляем что-то, основываясь только на нашем мысленном воображении, в том числе и касаясь той или иной стороны жизни человека. А кино ведь — это реальный, хотя и создаваемый на экране, мир, где все это надо как-то показывать. Эта тема в принципе чрезвычайно сложная.
В фильме «Поп» есть эпизоды, которыми я для себя считаю достижением как режиссера. Это сцена казни партизан, это финал картины, там есть несколько таких сцен. Или взять взаимоотношения отца Александра с матушкой Алевтиной в исполнении неподражаемой Нины Усатовой…
— Зачем вы ее убили? Я имею в виду героиню фильма, по поводу «смерти» которой, я знаю, многие реальные матушки очень сожалеют…
— Ну как это зачем я ее убил?! Это «сюжет» называется… Если у героя фильма или книги получается убедительный образ, то он начинает совершать самостоятельные поступки. Вам это любой писатель или кинематографист скажет. Если создан образ психологически точный, то он уже живет самостоятельной жизнью. И вы ему уже не совсем хозяин. Казалось бы, режиссер — хозяин-барин. Но если он пойдет вразрез с созданным им же героем на экране, то последний сразу же становится неубедителен и неправдоподобен. В случае с матушкой происходят то же самое. По законам драматургии жизнь героя по сюжету должна все усложняться и усложняться. Одно дело, когда матушка с этими детками, как в моем фильме, занимается, и совсем другое, когда они остаются на руках у священника после ее смерти. Это законы драматургии, которые, кстати, во многом вырастают из жизни. Если отойти от этого, то можно сказать, что отцу Александру вообще нужно было бы уехать куда подальше от всех этих коллизий. Ну, тогда бы и никакой истории не было бы.
 — И такого интересного фильма тогда бы тоже не было. Кстати, некоторые верующие не совсем одобрительно относятся к названию фильма, считая, что слово «поп» несет в себе некую негативную окраску. Что можете возразить на это мнение?
— Вопрос интересный, и я на него отвечу чуть подробней. Первоначальное название картины было «На реках Вавилона». Это строки из 136-го псалма Давида. «Там, возле рек вавилонских, как мы сидели и плакали…» и так далее. Это стало темой для многих классических и популярных исполнителей, вспомнить хотя бы оперу Джузеппе Верди «Набукко» или песню группы «Бони М». В основе один и тот же текст этого знаменитого псалма. Эти слова понимаются как скорбь христианина, из-за своих грехов удаленного от Бога, ставшего пленником своих страстей и пороков. Я сожалею, что согласился поменять название. Я редко о чем жалею, что случается в жизни и потом проходит, а здесь как раз тот случай. Меня убедили, что нужно дать фильму в некотором смысле провокационное название, как раз учитывая то, на что потом многие реагировали.
— Благодарю, Владимир Иванович, за откровенный ответ. Но, как бы там ни было, за фильм, кроме других наград вы получили Первую Патриаршую премию в области киноискусства. И создавался он, как отмечалось выше, при деятельном участии Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Наверное, вы неоднократно встречались со Святейшим Патриархом.
— Не могу сказать, что часто встречались, но мы беседовали, обсуждали какие-то моменты. Ведь во многом это была его идея — рассказать о таком сложном периоде в жизни Русской Православной Церкви. И я рад, что добрые, благожелательные отношения сложились и с его преемником, когда Первосвятителем Русской Церкви стал Патриарх Кирилл. Наши беседы, естественно, касаются в основном кино, затрагивают какие-то стороны культурной жизни в России. По этим разговорам, носящим, как правило, неофициальный характер, я понял, что ему интересно то, что я делаю. И мне он чрезвычайно интересен как человек, облеченный важной миссией, которую он выполняет, как мне кажется, замечательно. И в наше непростое время именно такой человек нужен на патриаршем престоле. Понимаете, всему свое время. Господь каким-то непостижимым образом управляет. Патриарх Алексий II был нужен для своего времени, а сейчас время жесткое, и нужен такой человек как Патриарх Кирилл.
— Можете хотя бы пунктирно обозначить темы ваших разговоров со Святейшим?
— Я с ним встречался, когда приступал к работе над фильмом «Достоевский», потом перед «Бесами». И его мнение мне чрезвычайно интересно. Например, в «Бесах» есть эпизод, который как-то всегда в кино промахивался, а я на нем заострил особое внимание. Там Петр Верховенский запустил мышь за разбитое стекло иконы, то есть совершил сознательное святотатство, и Федька Каторжный ему говорит: я-то жемчуг взял, а ты мышь пустил. Каторжанин, убивец не может перейти эту грань, которую запросто преодолел «прогрессивный» человек того времени. И во время разговора со Святейшим я сказал, что это действие из того же ряда, когда те профурсетки заскочили в Храм Христа Спасителя в Москве и стали плясать. Такое же святотатство! Я практически имел в виду этих дур, молодых и глупых, хотя они тоже люди.
— Бог им судья. А что у вас в ближайших планах? Будете продолжать развивать христианскую тематику? Если это не секрет, конечно.
— Да нет особых секретов. Сейчас работаю над одним любопытным проектом и тоже хочу обговорить это с Патриархом Кириллом. Пишу сценарий, он очень сложный. Как известно, готовясь к исповеди, читают 2-ю молитву Иоанна Златоуста, где есть такая строка: «От мысленного волка звероуловлен буду…». Меня она всегда завораживала. Я подумал, что не может такого быть, чтобы это не обсуждалось в интернете. Примерно год назад сел к компьютеру, набрал в поисковике — обсуждают: что это означает, кто уловлен, для чего уловлен. И вдруг я там же вижу: роман Алексея Варламова «Мысленный волк». Я глазам своим не поверил: судьба вот таким образом ткнула меня в этот роман, который я тотчас прочитал. Большой роман, но я его прочитал взахлеб, просто заболел этой темой. Действия там происходят в 1914—1917 годах. И для меня это стало развитием темы «Бесов»: что это такое — «Мысленный волк». Сейчас я пишу сценарий к фильму.
 — Вы уже вошли в тему Православия, сняли художественные фильмы, потом перешли на серьезный документальный проект о христианских первомучениках. Коллеги по киноцеху не пеняли вам, мол, что слишком много внимания уделяете православной тематике? Все-таки, согласитесь, творческая интеллигенция к религии относится довольно своеобразно.
— Что значит коллеги попеняли? По-разному, конечно различные люди относятся к православной вере и всему, что с этим связано. Но мне особо не попеняешь, я человек свободный. И я считаю, что каждый человек имеет право на свою точку зрения, и готов с любым человеком на эту тему открыто поговорить. Понимаете, когда-то в том же самом обвиняли Федора Михайловича Достоевского, и я с удовольствием встану за ним в эту очередь обвиняемых.
— В ряду ваших кинокартин документального цикла «Паломничество в Вечный город» есть фильм «Апостол Павел». Что вас побудило заняться этим вплотную? Коллизия «из Савла в Павла»?
— Конечно! Я бы попробовал снять о нем и художественный фильм. Пока я снимал картины, я просто для себя как бы заново открыл апостола Павла, хотя, казалось бы, все знал о нем. Вся его жизнь настолько насыщена драматургическими поворотами, что, если бы кто-то написал талантливый сценарий, я бы рискнул, взялся за эту работу.
— Судя по рейтингам, одна из самых популярных у кинозрителей ваших картин — это «72 метра». Она, конечно, не о Православии, но там есть явно христианские моменты — смирение, терпение…
— А что вообще значит — фильм о Православии или не о Православии? Музыку к этому фильму написал Эннио Морриконе, один из выдающихся, я считаю, современных композиторов. В Риме, когда мы туда приезжали к нему, он устроил вечер в нашу честь. И касаясь судьбы героев фильма «72 метра» — будут они спасены или нет, — он сказал такие слова: «Дело не в том спасутся они или не спасутся в этой жизни, дело в том, что они спасли свои души».
Ведь что такое — впрямую снимать фильм о Православии, христианстве? Это архисложно! Тут нужна и определенная смелость, и свобода, и тончайшее чувство меры — буквально по лезвию бритвы пройти! Только Достоевский мог, как в «Братьях Карамазовых». Помните, когда монах отсылает Алешу, чтобы он не искусился, а тот не уходит, звучит фраза: «А покойничек-то завонял!». Только Федору Михайловичу было позволено так остро искусить Алешу.
Потому, берясь за православную тематику, надо к любому произведению, которое ты хочешь создать, подходить очень ответственно. Почему для любого иконописца икона не просто живопись, а молитва. «Андрей Рублев» Андрея Тарковского — великая картина именно потому, что там это показано. Там потрясающе показана обратная перспектива — не ты смотришь на икону, а она на тебя. Или, например, русский художник Николай Ге. Его даже недописанная «Голгофа» наполнена такой внутренней энергией! Поэтому без определенных качеств что-то делать по этой теме в любом виде искусства, в том числе и киноискусстве, даже подступаться не стоит…
— Поговорим теперь о патриотизме, тем более вы по духу государственник, не раз об этом публично заявляли. В том же фильме «72 метра» мой любимый эпизод — это когда моряки во главе с командиром отказываются служить под украинским флагом, дать присягу. И строем под марш «Прощание славянки» уходят с торжественного построения.
— Это и мой любимый эпизод тоже. Во время просмотра в разных залах люди всегда вставали и аплодировали. Это происходило еще до сегодняшней ситуации, еще не было такого обострения отношений между Россией и Украиной. Потому что это из жизни взято, было на самом деле.
— Вы, Владимир Иванович, опять здесь пророком выступили, можно сказать…
— К глубокому сожалению. То, что сейчас происходит, — просто кошмарный сон, до сих пор не могу в это поверить. У меня ведь корни оттуда, там много родственников живет. Можно говорить по поводу всего этого много всяких слов, но я выберу два — глубочайшая печаль. В Донецке в 1987 году я снимал свой фильм «Зеркало для героя». Поэтому все, что там сейчас творится, — как будто в моем доме происходит. Там фантастическое место, фантастические люди живут. И вот там сейчас идет война.
Это безумие, но если внимательно присмотреться, это безумие характерно сейчас для всего мира. Это не проблема Украины и России. Просто на Донбассе это как-то сосредоточилось и вылезло наружу.
Если смотреть на мир философски, опять-таки глазами Федора Михайловича Достоевского, то станет ясно, что нас, весь мир принуждают принять идею, которая, по мнению тех, кто ее навязывает, должна одна править миром. Это идея стяжательства. Об этом Достоевский написал еще в «Подростке». И это тоже одно из его пророчеств, к которому вовремя не прислушались, не захотели прислушаться. А он пророк запредельный.
— Христианское, православное миропонимание может стать основой того мироустройства, которое преградит путь этой навязываемой всеобщей идее стяжательства, имеющей, на мой взгляд, явно сатанинское происхождение?
— Если бы это произошло, то это было вообще замечательно. Если бы вопросы веры, истины и Царствия Небесного были бы ключевыми вопросами и с детского возраста люди в этой традиции воспитывались, то мир на Земле был бы устроен совсем иначе. Отчего христианство всего за каких-то 300 лет распространилось по миру тогдашней древнеримской цивилизации, несмотря на жесточайшую борьбу с ним? Потому что была основополагающая идея — идея Царствия Небесного. Вроде бы что-то совершенно недоказуемое, уязвимое. Но эта идея захватила лучшие умы тогдашнего человеческого бытия, и они повели людей за собой. Даст Бог, когда-нибудь сниму фильм и об этом.
Беседовал Дмитрий Осипов
|
