Принято считать, что так называемая эпоха Возрождения в Европе положила начало новому и особому расцвету человеческих знаний о природе, о жизни, о себе. Наверно, лучше было бы сказать, что начало этому процессу положили Адам и Ева, вкусившие плод от древа познания. Понятно, во всяком случае, что абсолютное знание о жизни – и притом в наиболее достоверных его формах – было присуще в равной мере всем эпохам существования человечества. А вот утилитарные поиски знания действительно приобрели особенную интенсивность в XIV-XVI вв. и получили новый мощный толчок со стороны деятелей французского "просвещения". Именно в эти периоды на первый план стали настойчиво выдвигаться такие формы утилитарного знания, которые, как мы видели, располагаются на самых нижних ступенях в иерархии достоверностей, т.е. связаны с многократным посредничеством и с длинной цепью логических рассуждений. Парадоксально, конечно, но именно такие формы знания стали именоваться "точными" и постепенно образовали большой, а в наше время огромный информационный комплекс, объединенный общей вывеской: естественно-математические науки. Многообразные методы "корректных" и "строгих" рассуждений, тщательно отработанные в этой области, превратились с течением времени в эталон oбязaтельныx человеческих действий, направленных на поиск истины. Люди приучились "правильно" думать, взвешивать аргументы, планировать, прогнозировать, увертливо соображать. Шаг за шагом общество погрузилось в атмосферу всеобщего рафинированного рационализма, давно привыкло жить в этой атмосфере и едва ли без каких-либо катаклизмов может быть теперь из нее выведено, едва ли сумеет вне ее существовать. Вся эта ситуация еще чрезвычайно усугубляется наступлением компьютерной эры. Если уж дело сводится к машинному решению вопросов (а где только оно к нему не сводится?), то какие же сомнения в безошибочности и точности результатов могут еще оставаться?
Понятно, что среди этого всеобщего торжества "достоверных" знаний забота об их трезвой оценке практически теряет всякую актуальность. Мало кто в наши дни захочет мучить себя этими проблемами. Современному человеку представляется почти очевидным, что "учение – свет, неученье – тьма". Знание потому и есть знание, что оно достоверно, а если оно еще не вполне в этом отношении чего-то достигло, то обязательно достигнет всего в ближайшем будущем. Ему уже давно предписано "асимптотически приближаться к истине", что оно усердно и безусловно исполняет. Вся потребная для "асимптотического приближения" работа непрестанно осуществляется так называемой интеллектуальной элитой, взявшей на себя роль верных служителей и жрецов рационализма в общемировом его капище. Ведущие философы, ученые, инженеры человеческих душ, воспитатели и педагоги – все они вместе, кто сознательно, кто бессознательно, кто вольно, кто невольно, поддерживают священный огонь в этом капище и следят, чтобы никто из рожденных на земле не был лишен милостей и даров этого главного идола.
Разумеется, столь характерное для современной цивилизации всеобщее поклонение идолу рационализма, развилось не на пустом месте. Наиболее глубокие корни явления нетрудно обнаружить, если обратить внимание на два решающих факта. Во-первых, хорошо известные успехи математических методов и логических рассуждений с неизбежностью порождают соблазн специфического самодовольства: если удается строго доказывать теоремы и утверждать незыблемые математические истины (дважды два – четыре), то почему же не распространить такую же строгость и незыблемость на все другие области познания? Еще в XVII веке философ Лейбниц, с головой ныряя в этот соблазн, восторженно призывал: "Вычислим – и станет ясно, кто прав".
Во-вторых, область естественно-математических наук, т.е. область "точных" знаний, постоянно поддерживалась и поддерживается разнообразными практическими успехами и поражающими воображение достижениями техники. Если траекторию снаряда удается заранее рассчитать, снаряд попадает в намеченную цель, и цель эта в точно назначенный момент времени с грохотом взрывается, то какие же еще сомнения в достоверности наших знаний могут тревожить душу хладнокровного артиллериста?
И если все человеческое общество – минуя малые из него исключения – превратилось ныне в артиллерийскую бригаду, стреляющую во внешние цели и друг в друга своими неотразимыми снарядами, то какими, спрашивается, средствами можно было бы приостановить хоть на минуту эту беспощадную и бесполезную канонаду? Ведь каждому из нас для минимального духовного отрезвления необходимо было бы некоторое новое абсолютное знание, но мы сами, как щитом, закрываемся от него истощающей погоней за безконечными приманками знания утилитарного.
При таких условиях представляется полезной или, во всяком случае, не лишней попытка пробить отверстие в железном щите рационализма, чтобы через это отверстие хотя бы заметить тонкий луч иного света:
|