Начало в "Календаре" № 7.

Занятый устроением новой столицы и усилением и возвышением своего княжества, Андрей Боголюбский после смерти отца своего, Юрия Долгорукого, равнодушно смотрел на Юг, на его усобицы, на погоню южнорусских князей за столом киевским. Он занят был всецело своей великой задачей - собирания сил на Севере, в своей Ростовско-Суздальской земле, которое имело у Боголюбского и свою определенную цель. Убежденный опытом всей предшествующей жизни, что главная причина слабости Руси в отсутствии единой сильной власти, он и решил создать эту сильную власть великокняжескую на своем любимом Севере, такую власть, которой повиновались бы не только в земле Ростовско-Суздальской, но и во всей Руси. Мы видели, как он целым рядом мудрых и решительных мер сосредоточил в своих руках сильную власть над всей Ростовско-Суздальской землей и как, находясь под этою властью, земля Ростовско-Суздальская быстро росла и укреплялась, богатела и достигала процветания. Почувствовав в себе силу, Андрей Боголюбский решил простереть власть свою и над другими княжествами, чтобы мощного слова его слушали и князья смоленские и черниговские, рязанские и муромские, киевские и волынские и, наконец, сам вольный господин Великий Новгород! Своим мощным словом он хотел положить конец этим вечным усобицам, этим бесконечным спорам князей из-за княжеских владений, из-за чего гибла земля Русская. Он хотел поставить выше всех родовых счетов веское мощное слово одного великого князя, который бы мог беспрепятственно давать князьям и отнимать у них уделы по своей воле.

Всего более была слаба власть князя в двух старинных городах Руси - Новгороде и Киеве. В XI-XII вв. в Русской земле установился такой порядок, что право владеть Новгородом - назначать туда князей-правителей - принадлежало старейшему и сильнейшему из князей: великому князю. После смерти Юрия Долгорукого, когда в Киеве княжил Изяслав Давидович, князь, не имевший ни особенных прав на великокняжеский стол, ни сил удержать за собой его, Андрей Боголюбский мирволил ему и не думал пока предъявлять своих прав на Киев. Он обратил свое внимание прежде всего на Новгород, в котором тогда шла полнейшая безурядица. По обычаю весь Новгород разделился на партии, из коих каждая желала возвести на княжеский стол своего кандидата; поэтому князья менялись один за другим и в короткое время их перебывало в Новгороде до пяти. Андрей Боголюбский в это время (1160), считая себя старейшим князем, и предъявил свои права на Новгород. "Да будет вам ведомо,- послал он сказать новгородцам,- что я хочу искать Новгорода добром или лихом, чтобы вы мне целовали крест иметь меня своим князем, а мне вам добра хотеть"... Но на беду ввязался в эту борьбу Андрея с Новгородом новый князь Киевский - Мстислав Изяславович, двоюродный племянник Андрея, сын того Изяслава, с которым так долго пришлось бороться отцу Андрея, Юрию Долгорукому.

Равнодушный до сих пор к киевскому княжению, <Боголюбский> теперь предъявил свои права и на Киев, как старейший в роде и, во всяком случае, имевший на него гораздо более прав, чем племянник его, Мстислав Изяславович. Он собрал громадное ополчение, состоявшее из дружин одиннадцати князей, и отправил его на Киев под начальством старшего сына своего Изяслава и боярина Бориса Жидиславича. В ополчении участвовали князья муромские и рязанские, боявшиеся сильного соседа и совершавшие еще ранее с дружинами Андрея походы на болгар и половцев, князья смоленские и полоцкие, черниговские и новгородские и, наконец, братья Андрея - Глеб и Всеволод и племянник Мстислав Ростиславович. Вся эта рать обступила Киев и после недолгой осады взяла город в 1169 г. на второй неделе поста. Андрей Боголюбский не принимал участия в походе, он не выехал из Владимира и после торжественного взятия "на копье и щит" древней столицы великокняжеской.

Он отдал ее младшему брату своему Глебу. Это было верхом унижения для Киева: он терял свое значение столичного города и становился в разряд обыкновенных городов, где княжили подручники великого князя. Вместе с тем этот поступок Андрея был знаменательнейшим фактом в истории Древней Руси; от него наша история принимала новое течение, с него начинался новый порядок вещей. Это было не простое перенесение великокняжеской столицы с одного места на другое, это было провозглашение новых начал государственной жизни Руси, выработанных Андреем.

Завладевши древней столицей великокняжеской и получивши все права великого князя, он мог простирать свою власть почти над целым Югом; оставаясь же князем Суздальской земли, он сохранял в своих руках и ту сильную власть князя, которую он создал на Севере. Вместе с тем он отделил от места самый титул великого князя и соединенные с этим права, которые ранее были неразрывно связаны с киевским княжением. Прежде князь, добившийся Киева, оставлял свое прежнее княжение родичам, теперь Андрей сосредоточил в одних своих руках сильную власть как над Югом, так и над Севером.

Ослабивши Киев, он обратил свое внимание на Новгород и отправил туда те же войска, что были под Киевом, чтобы укротить своеволие новгородцев. "Нельзя,- рассуждают летописцы,- по этому поводу оправдывать новгородцев... разве передние князи велели им преступать крест и соромлять своих внуков или правнуков, целовать им крест и после изменять присяге? Злое неверстие в них вкоренилось. До которых пор Богу терпеть над ними? Вот и навел Он наказание на них рукою благоверного князя Андрея".

Новгородцы увидали свою беду неминучую; уже в трех церквах плакала икона Богородицы, предвещая всем горе. Действительно, в следующем же году к Новгороду подступили дружины Андрея и его союзников под начальством того же боярина Бориса Жидиславича. Сам Андрей не участвовал в походе. Началась правильная осада Новгорода. Новгородцы сильно укрепили стены города, ворота и башни. Суздальцы были вполне уверены в победе и уже в уме своем делили между собою новгородские улицы. Но у новгородцев был сильный защитник, сильный не физическими силами, но силами духовными, силою горячей молитвы. Это был епископ Новгородский Иоанн, славившийся своими духовными подвигами. Благочестивое предание сообщает, что в то время, как его соотечественники бились на стенах города, проливая кровь и принимая смерть, Иоанн три дня молился, чтобы Господь отвратил праведный гнев Свой от Новгорода. Молитва его была услышана. Он получил указание свыше - идти в Ильинскую улицу, взять там в церкви икону Божией Матери и идти с нею к стенам города с крестным ходом. Епископ Иоанн объявил о своем откровении новгородцам, и устроен был крестный ход с вышеуказанной чудотворной иконой на стены города. Лишь только показалась икона на забрале около городских ворот, как совершилось чудо. Суздальцев облек как бы какой-то туман, и они в смятении начали убивать друг друга и наконец обратились в бегство. Новгородцы, ободренные помощью свыше, бросились за ними в погоню, захватили их обоз и наловили столько пленных, что суздальцев в Новгороде продавали за бесценок. Так новгородцы чудесно избавились от грозившей им беды благодаря молитвам своего благочестивого епископа Иоанна и чудесному заступлению Божией Матери, Коей установлено в честь этого чуда празднование 27 ноября, а самая чудотворная икона получила название "Знаменской".

Но эта чудесная победа не умалила силы Андрея Боголюбского над Новгородом. "Он и побежденный остался победителем",- как говорит Погодин. Новгородцы понимали, что эта чудесная победа только спасла Новгород от наказания, но ничуть не избавила их от власти великого князя Андрея Боголюбского.

Для того чтобы заставить новгородцев беспрекословно повиноваться себе, Андрей Боголюбский прибегнул к обычному средству усмирять Новгород, практиковавшемуся еще отцом его Юрием, наиболее чувствительному для новгородцев: он прекратил подвоз хлеба в Новгород из подвластных ему княжеств Суздальского и Смоленского, и в Новгороде настала страшная дороговизна хлеба. Новгородцы волей-неволей должны были покориться Андрею. Они изгнали своего князя Романа и стали просить у Боголюбского такого князя, какого он захочет им дать. Андрей дал им в князья Рюрика Ростиславича. Мало того, что он давал новгородцам в князья кого хотел, он оказывал влияние и на выборы посадников новгородских, этих представителей Новгорода, всегда избиравшихся новгородцами "на всей их воле". Так велико было могущество великого князя Андрея Боголюбского! Целым рядом дальновидных и решительных действий он в одном лице своем сосредоточил власть над Южною и Северною Русью, над Киевом и Новгородом, над сильною и богатою землею Ростовско-Суздальскою, которая всецело была обязана ему своим процветанием; его слову были покорны князья муромские и рязанские, полоцкие и смоленские...

Но эта власть была вместе с тем и тяжелым бременем для Андрея. Тогда на Руси еще не умели ценить этой сильной власти. Князья были слишком преданы своим личным интересам, заняты были слишком своими родовыми правами, никто из них не умел согласить своих частных личных выгод и прав с общими выгодами и правами. И Андрея Боголюбского ожидали тяжелые испытания.

Брат Андрея Глеб Юрьевич, посаженный в Киеве князем, недолго княжил в униженной столице - он скоропостижно скончался, и его место без разрешения Боголюбского занял Владимир Мстиславич, князь Дорогобужский, дядя смоленских князей Ростиславичей, но Андрей властно приказал ему немедленно выехать из Киева и отдал Киев Роману Ростиславичу, князю кроткому и покорному воле его, послав сказать Ростиславичам: "Вы нарекли меня отцом, и я хочу вам добра: я даю Киев Роману, вашему брату". И по слову Андрея Роман сделался князем Киевским. Но не прошло и года, как между Ростиславичами и Боголюбским произошли недоразумения. До князя Андрея дошел слух, что брат его Глеб умер не своею смертью, а был изведен киевскими боярами. Молва, по всей вероятности близкая к истине, указывала даже и виновников этой насильственной смерти Глеба - какого-то боярина Григория, Степанца и Олексу Святославича. Андрей решил немедленно наказать убийц брата и потребовал от Романа выдачи их. Нерешительный Роман, встретив сильную оппозицию в среде местных бояр, защищавших, без сомнения, своих друзей, не исполнил воли Андреевой и дал возможность скрыться подозреваемым в преступлении боярам. Этот поступок Романа, мирволившего местным боярам, вызвал сильное неудовольствие в Андрее, который увидал, что на Романа и Ростиславичей полагаться нельзя. Он послал сказать им свое властное слово: "Ты, Роман, не ходишь в моей воле с братьею своею, иди же из Киева, а Давид из Вышгорода, Мстислав из Белогорода. Ступайте в Смоленск и там делитесь между собою. Киев я отдаю брату Михаилу". "Так был силен Андрей,- замечает по этому поводу историк,- что одного своего слова считал достаточным, дабы выслать многих князей из их княжеств и произвести совершенно новое между ними размещение". И действительно, Роман беспрекословно повиновался ему и уехал из Киева в Смоленск, но другие Ростиславичи обиделись: они хотели оправдаться перед Андреем и отправили с этою целью послов к нему; но, не дождавшись ответа, они попытались силою завладеть Киевом. Они напали ночью на город, захватили там Всеволода, младшего брата Андрея Боголюбского, который приехал сюда вместо брата Михаила, и сделали Киевским князем Рюрика Ростиславича. Это явное неповиновение Ростиславичей своему дяде, старшему великому князю, еще более увеличило неудовольствие в Андрее против них, и он послал своего мечника Михна сказать Ростиславичам: "Вы не поступаете по моей воле, за это ты, Рюрик, ступай в Смоленск к брату в свою отчину, а ты, Давид, ступай в Берлад, а Мстиславу скажи так: "Ты всему зачинщик - я не велю тебе быть в Русской земле".

Ростиславичи выслушали грозную речь от посла Андреева, и всего более вызвала она гнев в Мстиславе, который по характеру своему отличался наибольшею смелостью и, по словам летописца, "от юности своей не привык уполошитися никогоже, кроме Бога". Он вышел из себя и в гневе, желая оскорбить Андреева посла, велел остричь ему бороду и голову и в таком виде послал его к Андрею, сказав: "Иди теперь к своему князю и донеси ему: мы считали его до сих пор отцом себе по любви; но если он прислал тебя с такими речами ко мне не как к князю, а как к подручнику и простому человеку, то я не хочу знать его. Что умыслил он, то пусть и делает, а Бог всему судья!"

Можно себе представить огорчение Андрея при виде обруганного и обесчещенного посла, верного слуги - мечника Михны. В словах и поступках смелого Мстислава было уже не простое неповиновение, а дерзкая обида и оскорбление. Он решил наказать непокорного ему племянника. По его слову быстро собрались ополчения ростовцев и суздальцев, владимирцев и переславцев, белозерцев, муромцев и рязанцев, к ним присоединились и новгородские полки под начальством сына Андрея, Юрия. Андрей сам не пошел в поход; он после похода на болгар в 1164 г. больше не принимал лично участия ни в одной битве, все войска он поручил предводительству испытанного полководца Бориса Жидиславича и велел дружинникам выгнать непокорных князей Рюрика и Давида Ростиславичей из их отчины, а "Мстислава,- говорит Андрей,- возьмите; ничего ему не делайте, а привезите его ко мне". По приказанию Андрея на дороге к Киеву к его дружинам пристали князья полоцкие, пинский, туровский и городенский; потом Ольговичи с полками черниговским и новгородсеверским, братья Андрея и племянники его, княжившие в Южной Руси, даже Роман Смоленский должен был идти против братьев своих, боясь Андрея. Все эти ополчения, изгнавши Рюрика из Киева, Давида из Белгорода, направились главным образом на Вышгород, где затворился смелый Мстислав. Целых девять недель шла осада, но затем рвение в дружинах, присланных Андреем против их воли, ослабело; начались раздоры между князьями, которые некому было прекращать без Андрея.

Так кончился неудачей этот поход князей против Мстислава. Тяжело было переносить эту неудачу Боголюбскому... Впрочем, это сопротивление Ростиславичей воле Андреевой, так же как и победа новгородцев над суздальцами в 1169 г., не умалили власти великого князя Андрея над Киевом. Когда улеглось первое раздражение, когда стихла страсть, Ростиславичи одумались и почувствовали свою неправоту перед Андреем. Они смирились перед ним и послали новое посольство к нему просить киевского княжения для кроткого и всегда покорного Андрею князя Романа. Андрей Боголюбский был доволен их повинной, но, не желая ронять своего достоинства, несколько замедлил с ответом. "Подождите,- передал он Ростиславичам чрез посла,- я послал к братьям в Русь (вероятно, предлагая кому-нибудь из них киевское княжение). Когда будет весть от них, я дам ответ..." Но ответа ему давать не пришлось: его постигло семейное горе, а затем дни его пресекла мучительная, насильственная смерть, которая нанесена была ему рукою некогда близких и любимых им людей, на коих он более всего полагался.

Одновременно с огорчениями, причиненными твердому волей и не умевшему отступать от раз намеченной цели великому князю Андрею непокорными ему князьями, он должен был перенести целый ряд горестей в личной, семейной жизни. Андрей Боголюбский не был счастливым семьянином: из четырех сыновей его, получивших прекрасное воспитание в доме отца и отличавшихся необыкновенными дарованиями, лишь один Юрий пережил отца своего, а остальные три: Изяслав, Мстислав и Глеб были похищены смертью в цвете мужества и силы один за другим при жизни Андрея.

Старшие сыновья его Изяслав и Мстислав, выросшие в период пребывания Боголюбского на Юге, во время господствования там междоусобий, и воспитанные под влиянием тревог походной жизни, вышли суровыми воинами, храбрыми в битвах, князьями-витязями, для которых воинские походы и предводительство дружинами было самым любимым делом. Летописцы русские, особенно ценившие эти качества в древних князьях, с любовью передают в своих летописях о всех ратных подвигах доблестных сыновей Андрея Боголюбского Изяслава и Мстислава. Из их сказаний известно, что Изяслав участвовал во всех тех походах, какие считал нужным предпринять князь Андрей для блага своего княжества: он предводительствовал отцовскими дружинами в походе против Черниговского князя Святослава Олеговича, посланный Андреем для защиты князя Вщижского, зятя Андрея Боголюбского; затем по поручению отца он вместе с другими князьями в 1162 г. участвовал в походе против половцев и, наконец, в 1163 г. вместе с отцом предводительствовал дружинами в знаменитом походе против камских болгар. Возвратившись из этого победоносного похода, Изяслав заболел и помер 28 октября 1164 г., омрачив своей смертью радость победы. Андрей сильно любил этого сына, который по своим доблестям напоминал ему его самого в молодости, и горько оплакивал его кончину. "И плакася по нем,- говорит летописец,- князь Андрей, отец его, и брат его Мстислав и тако положиша его в церкви святыя Богородицы в Володимери с плачем великим". Построив великолепный храм Успения и назначив его княжеской усыпальницей, Андрей не ожидал, что ему придется здесь хоронить прежде всех своего любимого сына, бывшего тогда в цвете мужества и силы. По смерти Изяслава Боголюбский перенес свои надежды на другого своего доблестного сына Мстислава. Не принимая участия ни в одном походе, кроме болгарского, после переселения во Владимир с 1157 г., Андрей поручил теперь, за смертью Изяслава, предводительство своими дружинами Мстиславу, и он является покорным исполнителем воли своего отца, ведя дружины его для взятия Киева в 1169 г., в следующем 1170 г. уже сражается под стенами Новгорода и в 1172 г. предпринимает новый поход против болгар, бывший особенно трудным по случаю зимнего времени. Мстислав вернулся из этого похода больной и, недолго поболев, скончался 28 марта 1172 г., к великому огорчению отца своего. Смерть его горько оплакивал не только Андрей Боголюбский, лишившийся в нем твердой опоры, но и вся земля Суздальская, в лице его видевшая достойного преемника великому князю Андрею. Оставшиеся в живых сыновья его - Георгий, бывший князем Новгородским, и Глеб, живший у отца,- оба были молоды. По смерти Мстислава Андрей Боголюбский всю любовь свою сосредоточил на младшем сыне - Глебе. Этот князь, родившийся во Владимире в 1155 г. и выросший здесь среди мирной и плодотворной деятельности Андрея, был вполне достоин этой любви. Он был идеальнейшим из древнерусских князей и, причисленный к лику святых, прославлен за гробом от Бога чудным нетлением. Воспитанный отцом своим в духе глубокой религиозности, он был живым воплощением всех лучших черт высоконравственного характера самого Боголюбского. Живые семена христианского учения, подкрепляемые наглядным примером благочестивой жизни отца его, глубоко запали в восприимчивую душу щедро одаренного от природы юного князя Глеба и принесли плод сторицею. Это был юноша не от мира сего: кроткий, благоговейный, милосердый к бедным, юный Глеб не терзался честолюбием, как все тогдашние князья, не добивался княжеского стола, не заботился о славе ратной и, живя все время с отцом своим, не участвовал в воинских походах вместе с братьями своими, считая для себя счастьем посещать каждодневно великолепные храмы, построенные отцом его, и присутствовать при богослужении. За эти высокие душевные качества он и был особенно любим всеми и наиболее всех отцом своим Андреем Боголюбским.

И вот едва прошло два года со времени смерти Мстислава, как неумолимая смерть похитила и этого безгранично любимого Андреем сына, едва достигшего 20 лет от роду. Великого князя на ту пору не было во Владимире; он по делам управления уехал в Суздаль - как вдруг 20 июня к нему пришла печальная весть о безвременной кончине и этого любимого сына. Весть эта как гром поразила несчастного отца, лишившегося в умершем сыне надежды и опоры. Он поспешил во Владимир и здесь после "сильного плача" устроил пышные похороны почившему князю. Неутешное горе великого князя разделяли и все жители Владимира, в особенности нищие и убогие, которые потеряли в юном Глебе своего заступника и кормильца. Удрученный этой новой семейной потерей, снедаемый горем и тоской, Андрей Боголюбский покинул Владимир и все дела свои, удалился в Боголюбов и здесь в уединении дворца, соединенного с Богородичным храмом, в молитве и слезах решил пережить первые дни жгучей горести о безвременно скончавшемся сыне своем. Не чувствовал он, что давно собиравшиеся против него тучи на горизонте сгустились и что ему самому готовится гибель злобными врагами его, коих оказалось у него много и которые всюду окружали его... Откуда же взялись враги эти?

Мы видели, что в начале своего самостоятельного княжения в Ростовско-Суздальской земле, после смерти Юрия Долгорукого, Андрей Боголюбский для возвышения и усиления власти князя должен был вступить в борьбу с сильными боярами и дружинниками старейших городов Ростова и Суздаля. С целью ослабить силу и значение боярского сословия и дружины он перенес и самый княжеский стол из Ростова и Суздаля во Владимир, население которого было ему всецело предано. И в самом Владимире он старался по возможности отстранить от власти самовольных бояр и дружинников. Он создал новое служилое сословие из людей, всецело ему преданных, которых он привязал к себе и подарками, и жалованьем, и раздачей им правительственных должностей - посадников, тиунов, волостелей и т. п. Состав этого нового служилого сословия, созданного Андреем Боголюбским, был самый разнообразный. Великий князь Андрей возвышал около себя только таких людей, коих он считал всецело преданными себе, не смотря при этом на происхождение: это были большею частью его ближайшие слуги, "молодые люди", "отроки" и "дворяне", состоявшие при дворе князя и успевшие своими личными заслугами снискать к себе доверие князя. В числе этих дворян мы видим и боярских детей Кучковичей, связанных с князем узами родства, и иностранца, восточного человека Ясина Анбала, и неизвестного тоже звания киевлянина Кузьму, и Прокопия, и даже какого-то Ефрема Моизича, вероятно, из крещеных евреев. Возвышая этих людей до себя, давая им для кормления села и города, Андрей был вполне уверен в полной их покорности его воле и в полной их преданности князю, и благодаря этому он и мог действовать в Ростовско-Суздальской земле вполне самовластно, тем более что посадское население и вообще низшие классы Ростовско-Суздальской земли были вполне преданы ему. Такая политика князя Андрея не нравилась боярам и дружинникам, которые видели в этом нарушение своих прав и тем более негодовали на Андрея, что при этом терпели и их личные материальные интересы. Свое неудовольствие выражали прежде всего бояре ростовские и дружинники суздальские. Выше было сказано, что они с негодованием смотрели на возвышение города Владимира и на все начинания великого князя, клонившиеся к усилению княжеской власти, так что Андрей должен был наиболее враждебных себе выслать из Ростовско-Суздальской земли вместе с братьями своими. С усилением и возвышением города Владимира сюда переселились и многие из старых бояр и дружинников, которые и здесь попытались завести старые порядки. Андрей, дабы избавиться от их вмешательства и влияния, окружил себя отроками из сходцев и начал проводить большую часть своего времени в новосозданном им Боголюбове, где у него был выстроен прекрасный дворец вблизи самого храма. Начали негодовать на это и владимирские бояре. Летописец прямо сообщает это в таких выражениях: "Мнози негодоваху о том, яко остави град (то есть Владимир) и часто в Боголюбове в монастыре том пребываше, также и к Св. Спасу на купалище по вся дни прихождаше, ловы бо всегда творяще в той стране и на купалищи приходя прохлаждашеся и о сем болярам его многа скорьбь бысть; он же не повеле им издити с собою, но особно повелел им утеху творити, идеже им годно, сам же с малом (числом) отрок своих прихождаше ту". Это отчуждение от самовластных бояр, эта самостоятельность Андрея, а главное - возвышение отроков, дворян, меньших людей из сходцев и были причиной тому, что всеобщая к нему любовь бояр и дружинников обратилась к нему в ненависть. Бояре увидали, что их надежды на богатое кормление не оправдались, что самовластию их грозит конец, и они решили избавиться от могущественного и ненавистного им князя и составили заговор против Андрея с целью лишить его жизни. Читая в летописях сказание об убиении князя Андрея, можно видеть, что заговор против жизни великого князя составился не вдруг, что злодеяние подготовлялось и обдумывалось боярами заранее и совершено было с помощью людей, близких Андрею, но изменивших ему под влиянием врагов князя, бояр владимирских. Во главе исполнителей заговора были братья жены Боголюбского, боярские дети Кучковичи, которых Андрей всегда любил, с которыми советовался во всех важных случаях своей жизни. Это отчуждение в последнее время Андрея от старых бояр, вероятно, касалось и Кучковичей и всего более было чувствительно для них, так как они считали себя правою рукою великого князя. Обиженные этим, они перешли на сторону врагов князя. Андрей знал о заговоре, подозревал и некоторых заговорщиков. На это прямо указывает Ипатьевская летопись. "Князь Андрей,- говорит летописец,- слышал ранее, что ему убийством угрожают враги, но разгорелся духом божественным и ни малейшего не обратил внимания, говоря: "Господа Бога моего Вседержителя и Творца возлюбленные Его люди пригвоздили на Кресте со словами: да будет кровь Его на нас и на детях наших". Но узнав об измене и злых умыслах одного из Кучковичей, Петра, Андрей был сильно возмущен: он приказал схватить его и казнить. Тогда остальные единомышленники, боясь подвергнуться той же участи, поспешили привести давний заговор в исполнение. Преступление совершилось в Боголюбовском дворце в ночь на 30 июня 1175 года. Когда Андрей Боголюбский, удрученный горем по любимому сыну, пребывал в Боголюбове, злодеи воспользовались уединением великого князя и малым числом бывших около него телохранителей. В пятницу 28-го числа они собрались у Петра, Кучкова зятя, и составили план убийства, подкупив заранее ближайших слуг его и ключника Ясина Анбала и крещеного еврея Ефрема Моизича - людей, облагодетельствованных князем, но самой низкой нравственности, готовых за деньги все продать. В Петров день после пиршества на именинах Петра, Кучкова зятя, заговорщики, как только настала ночь, в количестве двадцати человек с оружием в руках пробрались к княжескому двору, перебили сторожей и достигли уже спальни князя. Но вдруг всех убийц обуял невольный ужас: трепеща, они бросились вниз и по приглашению ключника Анбала очутились в медуше, то есть в погребе, где хранились вина и меды княжеские. Всем стало стыдно своей трусости. Заглушив страх и совесть вином, полупьяные убийцы, как дикие звери, кинулись в княжеские сени, выломали здесь двери и начали стучаться в запертую ложницу князя, крича: "Господине, княже великий!" - думая, что князь сам отворит им двери спальни. Андрей, спавший только с одним "кощеем" (отроком), разбуженный шумом, окрикнул стучавших и спросил: "Кто там?" "Прокопий",- отвечал один из злодеев, назвавшись именем любимейшего слуги князя Андрея. "Нет, это не Прокопий",- сказал князь, узнав обман. Тогда злодеи, видя, что их обман не удался, начали ломиться в двери ложницы. Князь быстро вскочил с постели и бросился искать меч, с которым он никогда не расставался и которому приписывал особую силу, так как это был меч святого Бориса. Но меча при нем не было: ключник Анбал украл его. Между тем убийцы, выломав двери, бросились к безоружному князю. Андрей был силен и поверг на пол первого попавшегося ему злодея; товарищи его в темноте (так как огня не было) подумали, что это упал князь, и пронзили своего сообщника мечами. Но затем тотчас же увидели свою ошибку и бросились снова на князя, поражая его саблями, копьями, мечами. "Горе вам, нечестивцы! - кричал князь.- Что я вам сделал? Зачем вы уподобляетесь Горясеру (убийце святого Глеба)? Бог отплатит вам за меня и за мой хлеб". Но разъяренные и отуманенные пролитою кровью и вином, убийцы были глухи к словам страдальца и наносили ему раны до тех пор, пока он не упал, истекая кровью, в обмороке. Убийцы, думая, что все уже кончено и князь мертв, схватили своего убитого товарища и поспешно выбежали из ложницы. Но князь был еще жив; очнувшись, стеная и крича от боли, он спустился вниз по лестнице из ложницы и, обессилев, скрылся в нише за восходным столбом, около которого была лестница. Убийцы, услыхав голос князя, бросились снова на место преступления и, не найдя здесь князя, пришли в ужас. "Постойте,- сказал один из убийц,- мне показалось, что князь пошел под сени. Ищите скорее, иначе мы погибли". Зажгли огонь и по следу крови нашли князя внизу сеней, в его убежище. Князь, чувствуя свою близкую кончину, молился в изнеможении. С дикою радостью подскочил к умирающему Петр, зять Кучков, и отсек ему правую руку. Снова посыпались на князя удары, и он, едва успев сказать: "В руце Твои, Господи, предаю дух мой", скончался. Короткая июньская ночь быстро прошла, стало светать, злодеи нашли любимца князя, Прокопия, и убили его, затем ворвались во дворец, набрали множество золота, серебра, драгоценных камней, жемчуга, разного имущества, взвалили все это на телеги и отправили из Боголюбова в свои вотчины. А сами, вооружившись и собравши верную свою дружину и слуг своих, принялись грабить приверженцев князя в Боголюбове: ограблены были любимые слуги Андрея и даже мастера-иноземцы, которых князь любил и жаловал за их работы.

Убийцы князя, коим сочувствовали старые бояре и дружинники, обиженные Андреем, боялись владимирцев, между которыми было много приверженцев Андрея. Они послали сказать им: "Если кто из вас помыслит идти против нас, мы с тем покончим, ведь не у одних нас была дума (убить князя), а среди ваших есть такие, которые были с нами единодушны". Владимирцы, дружинники и бояре, боясь приверженцев Андрея, к каковым принадлежало все посадское население Владимира и вообще низшие классы общества, уклончиво отвечали: "Кто с вами в думе, тот пусть и будет, а нам не надобе" (то есть наше дело сторона). Но затем, увлеченные примером боголюбовцев, подняли мятеж и во Владимире, и во всех волостях ростовско-суздальских. Бояре и дружинники нападали на посадников и тиунов, на созданное князем служилое сословие, грабили их дома, убивали их во всех местах; к грабителям - дружинникам и боярам - присоединялся в некоторых местах и народ, там, где он почему-либо не любил княжеских слуг и тиунов, производя грабежи и убийства, забывая, как говорит летописец, что "где закон, ту и обид много". Словом, мятеж распространился по всей земле, так что "было страшно зрети". Во Владимире мятеж прекращен был протопопом Микулицей, который, взяв икону Божией Матери, прошел по городу с крестным ходом и тем усмирил волнение.

Между тем тело убитого князя было выброшено убийцами на огород и лежало там обнаженное. Все слуги оставили князя и боялись убийц, которые хозяйничали в Боголюбове. Но нашелся между приближенными князя Андрея один киевлянин - Кузьмище, который не побоялся выразить открыто сочувствие своему убитому господину. Он пришел во дворец и начал искать тело убитого, спрашивая: "Где господин мой?" Пьяные слуги сказали Кузьмищу: "Вон там валяется на огороде... но не моги брать его - кто его примет, тот враг нам, и мы его убьем". Но Кузьма не побоялся угроз и, найдя тело Андреево, начал плакать и причитать над ним: "О, господине мой! Что сталось с тобою? Как это ты не узнал скверных и нечестивых, пагубноубийственных врагов своих? Как не победил их, как некогда побеждал врагов?" В это время огородом проходил ключник Анбал, убийца князя. "Анбал, вражий сын! - закричал ему Кузьмище.- Дай мне ковер или что-нибудь, чтобы завернуть тело князя". "Оставь его,- отвечал злобный Анбал,- мы хотим бросить его на съедение псам". "Ах, еретик, хочешь уже псам выбросить,- воскликнул с негодованием Кузьма,- а помнишь ли ты, жид, в каком ты рубище пришел сюда к князю? И вот ты теперь ходишь в оксамите (в бархате), облагодетельствованный князем, а князь, благодетель твой, лежит нагой". Анбал выбросил ему из окна ковер и корзно (плащ). Обвернув тело князя, Кузьмище понес его в церковь. Но сторожа церковные были пьяны, и он не мог достучаться и должен был положить тело в притворе. "Кинь его здесь,- говорили ему,- вот еще нашел себе печаль с ним". "Господин мой,- начал снова причитывать над телом князя преданный ему Кузьмище,- вот уже и слуги твои знать тебя не хотят; а прежде, бывало, придет ли гость (купец) из Царьграда или из других сторон, из Русской земли (то есть из Южной Руси), латынец ли, христианин ли или поганый (язычник), ты велишь всех вести в церковь и на полати (то есть на хоры, где была ризница), пусть видит истинное христианство и крестится; так и бывало; и болгаре, и жиды, и все поганые, видевшие славу Божию и украшение церковное... более плачут об тебе, а эти и в церковь не пускают". Целых два дня лежало тело убитого князя на паперти. На третий день пришел игумен Козьмодемьянского монастыря Арсений, внес тело князя в церковь, положил в каменный гроб и отпел вместе с клирошанами по князю панихиду. Мятеж мало-помалу начал стихать. На шестой день владимирские граждане, столь много обязанные Андрею, сказали игумену Феодулу и Луке, демественнику (регенту) соборной церкви: "Устройте носилки, поедем и возьмем князя, господина нашего Андрея", а протопопу Микулице велели собрать всех священников владимирских, облечься в ризы и, взявши чудотворную икону Божией Матери, встречать тело князя за Серебряными воротами, которые были на дороге в Боголюбов. Так и сделали. Народ во множестве вышел за городские ворота встречать своего любимого князя. Когда показались гроб князя и стяг (знамя) великокняжеский, тут-то и обнаружилась та горячая любовь к князю, которую питали к нему владимирцы, в особенности посадские люди, купцы, ремесленники и вообще низшие классы общества, не боявшиеся теперь бояр и дружинников и открыто выражавшие любовь свою. "Люди не могли удержаться от слез,- говорит летописец,- но все вопили и заливались слезами, так что от слез не можаху прозрити", и вопль был слышен на далекое пространство. "Уж не в Киев ли собрался ты, княже,- причитали владимирцы,- через эти Золотые ворота, какие ты послал было делать вместе с церковью на большом Ярославовом дворе. Хочу, говорил ты, создать церковь такую же златоглавую, как на Золотых воротах, в память всему моему отечеству". Князя Андрея схоронили в златоверхой церкви Успения, им созданной и украшенной.

Так окончил жизнь свою святой благоверный великий князь Андрей Боголюбский, первый собиратель Руси, первый могущественный князь ее, провозгласивший идею сильной и мудрой власти краеугольным камнем при созидании и укреплении Руси, и первый мученик этой идеи, запечатлевший ее своею кровью.

Древний летописец, изобразивший яркими красками страшные картины мученической кончины князя и его трогательное погребение, заканчивает свое сказание таким замечательным, поистине христианским размышлением о трудовой жизни Андрея и о его безвременной и ужасной кончине. "Святой благоверный князь Андрей во всю жизнь свою не давал телу покоя и очам дремания до тех пор, пока не достиг дома истинного, прибежища всех христиан, Царицы небесных чинов, приводящей всякого человека ко спасению многими путями. Как прекрасное солнце Бог не поставил на одном месте, чтобы оно оттуда освещало всю землю, но устроил ему восток, полдень и запад, так и угодника Своего, князя Андрея, Бог недаром привел к Себе, но дал ему так пожить, чтобы он мог не только жизнью своею душу спасти, но и кровью своею мученическою омыть свои прегрешения. И апостол учит: кого любит Господь, того и наказует. И святые отцы: где нет подвига, там нет венца, где нет страдания, там нет и воздаяния, ибо всякий держащийся добродетели не может обойтись без многих врагов. А потому-то заслуженно принял от Бога победный венок ты, князь Андрей, самое имя которого значит "мужество", ты последовал разумным святым страстотерпцам, омывшись страдальческою кровью своею... Вместе с братьями своими Романом и Давидом (святыми Борисом и Глебом) притек ты ко Христу Богу и, водворившись в райском неизреченном довольстве, сподобился видеть во веки блага... уготованные Богом всем любящим Его".

И это убеждение в святости невинного страдальца, великого князя Андрея, и вера древнего летописца в то, что Господь увенчает эту праведную кончину Своего угодника мученическим венцом, подобно Борису и Глебу, оправдались всецело впоследствии. В 1702 г. мощи святого благоверного великого князя Андрея Боголюбского были обретены нетленными и тогда же октября 15-го дня положены на вскрытии в соборном храме Успения в приделе Благовещения Пресвятой Богородицы, который затем в 1768 г. по случаю реставрации собора по Высочайшему рескрипту Императрицы Екатерины II переименован во имя святого благоверного великого князя Андрея.

Так мученически скончал свою жизнь благоверный князь Андрей. Но жертва, принесенная им для Руси, как и вся его деятельность, не остались бесплодными. Сила Андреева, развеянная после его смерти на короткое время его врагами, снова собирается в руках брата его, могущественного Всеволода III, растет у князей Московских, следовавших во всем политике Андрея, и достигает апогея у "Государей всея Великия, и Малыя, и Белыя Руси", осуществивших всецело политические идеалы Боголюбского.