|
|
о болезненном для многих предмете |
Говорят, что в деле духовного возрождения личности самое главное - постепенность и постоянство. Примечательная особенность нашего времени, мне кажется, заключается во фрагментарности наших духовных познаний и легковесном общении с Церковью. Безусловно, слоны у нас уже не в диковинку. Общество давно привыкло к священнослужителям, занимающим свое почетное место среди старейшин города на всевозможных церемониях, ассамблеях и симпозиумах. До нас доносятся и речи церковных деятелей, приноровленные к торжественности и значимости момента. Вошло в моду даже хвалиться коротким знакомством с тем или иным митрополитом, чуть ли не с патриархом, что является, безусловно, событием в жизни частного человека.
Однако вовсе не всегда и совсем не часто подобные встречи и речи ознаменовываются духовными плодами в душе человеческой. Может быть, в силу кратковременности встреч, условности речей, а главное, вследствие погруженности ума и сердца мирян в жизненную суету и толчею, которые в Евангелии названы терниями и плевелами, заглушающими и подавляющими всходы доброй пшеницы. Признаемся, иногда мы намеренно уходим от предоставляющейся нам возможности поговорить со священником по душам, сводя общение на разговор о благотворительности, попечительстве и прочих «безопасных» для совести предметах.
Вот почему я так своеобразно озаглавил обращенное к читателям журнала слово, в котором речь пойдет о супружестве и о... супружеской измене. Тяжело писать об этом, не менее тяжело и читать - все равно что резать по живому. Но кому как не священнику начать слово о том, что составляет жизненную драму, если не трагедию, многих, многих из нас. Дело в том, что именно к пастырю, к батюшке, как называет его ласково русский народ, мы несем невыносимую боль души, измученной и израненной земными перипетиями. Именно священнику Бог даровал чудный дар - врачевать человеческую душу, искренно обнажающую кровоточащие греховные язвы перед крестом и Евангелием в таинстве исповеди. Ни время, которое в иных случаях является прекрасным целителем, ни самовнушение, ни та или иная философия, льстящая падшему человеческому естеству, не в силах восстановить и воскресить то, что мы, по молодости, по глупости, разрушили собственными руками. Это дарует нам только Бог, если мы действительно желаем обрести потерянное. К сожалению, ценить потерянное начинаешь лишь тогда, когда его лишишься: "Что имеем не храним, потерявши - плачем".
Перенесись умом, читатель, в те дни, о которых сказал поэт: "Я вспомнил время золотое, и сердцу стало так тепло". Неужел и ты совсем забыл слова своего первого, бескорыстного признания в любви и не помнишь, как затрепетало твое сердце, когда она благосклонно опустила веки в знак согласия стать твоей супругой? Тогда тебе было даровано познать полноту земного бытия, каждое мгновение казалось значительным и прекрасным... Быть может, единственное, чего не доставало тебе, как и большинству из нас, так это благодарения Бога, от Которого, по свидетельству Писания, "нисходит всякий дар совершенный и всякое доброе даяние...".
Трудно, действительно трудно представить себе на земле что-либо совершеннее союза молодых, глубоко любящих друг друга супругов. То, над чем впоследствии придется кропотливо трудиться (я имею в виду взращивание человеческой любви в самом высоком ее проявлении), дается им авансом. Приветливость взора, неподдельная нежность в обращении, пронизанная душевной теплотой забота, доходящая до трогательных бытовых мелочей, благородство и деликатность в терпении взаимных недостатков, исходящие из признательного сердца, ласковые и утешительные слова.., да всего и перечислить невозможно, что открывает супружество мужу и жене в этот поистине медовый месяц! Как хотите, а "сердце верит в чудеса" настоящей большой любви, даже если проза нашего столетья-лихолетья дает не слишком много оснований для этой веры. В конце концов бытие не определяет наше сознание, а лишь в известной степени влияет на него. Я же пишу свое слово для того, чтобы сознание, с Божьей помощью, изменило и определило собой бытие, по крайней мере той части бытия, которое именуется супружеским счастьем наших читателей.
Сейчас мы уже понимаем, что одним из главных признаков этого счастья было взаимное доверие и уважение любящих друг друга мужа и жены. С чистым сердцем он и она глядят в глаза друг друга, черпая в этом взгляде нравственные силы, прикасаясь посредством этого взора к сокровенным глубинам души. Тогда наши глаза были воистину зеркалом, в котором вторая половина созерцала то, что словами высказать невозможно. "Мысль изреченная есть ложь" там, где любящих соединяет молчание уст при собеседовании сердец.
А далее мерно и мирно шли годы взаимных жертвенных трудов по обустраиванию домашнего очага, вереницы бессонных ночей, проводимых у колыбели малютки-первенца; канули в Лету дни или месяцы вынужденной разлуки, которая делала миг воссоединенья семьи тем более сладкой.
Но вот в дом пришло горе... Что и кто было тому виной? Чем дальше современные люди отходят от Церкви, тем беспомощнее и суевернее они становятся. Дурной ли и злобный "глаз - сглаз", позавидовавший чужому счастью, черно слово-заклятье, произнесенное по наущению ворожеи, "несчастливые" стены нового жилища, обустраиваемого, казалось, на века, - все служит предметом подозрения и поводом к пререканию. Однако ларчик открывается куда проще: не должно искать дурной мистики там, где повинно свободное человеческое произволение, склонившееся в худую сторону и сделавшее ложный выбор. Виной всему, конечно же, преступное легкомыслие, самолюбие и безответственность, как правило, со стороны того, кто поставлен над всем главою.
О тот злополучный миг, когда, казалось бы, такое остойчивое сердце дрогнуло перед искушением! Зачем, зачем была проявлена предательская мягкость, когда должно было быть твердым, как камень, подобало хранить хладнокровие и трезвение, дабы усилием воли изгнать из души пьянящую страсть? Если не грозные очи жены, так воскрешенные в памяти чистые глаза детей должны были тогда удержать тебя, читатель, от падения... Но, увы, ты не устоял. А то, что было после, лучше всего наименовать мильоном терзаний, или хождением по мукам. Вместо обычного прямодушия и искренности - лукавство и хитрость, тем более унизительные, чем более правдоподобные. Вместо теплоты взаимного общения с супругой, делавшего дом полной чашей согласия и мира, - холод, физически ощущаемый холод отчуждения. Ну как можно было надеяться скрыть шило в мешке, обмануть ту, которая все и чувствует, и понимает с полуслова и полувзгляда и не нуждается в доносчиках и осведомителях? О часы унизительных допросов, завершающихся грубой отповедью мужа и злобным, бессильным рыданием жены! А что скажем о сердечном ожесточении согрешившей стороны, загнанной в угол неопровержимыми уликами? Болезнь и мучения становятся общими как некогда - здравие и блаженство. Оскорбленная половина, обманутая в лучших своих чувствах, преданная в том, что для нее было свято, теряет и покой, и рассудительность. Отныне каждая ваша отлучка, слово, обращенное к кому бы то ни было, взгляд, отведенный в сторону, станут пищей для горького размышления и осуждения, будут переосмыслены и искажены до неузнаваемости в помраченном ревностью сознании супруги.
На описание того случая, когда изменил один из супругов, у меня нашлись слова, но я решительно умолкаю, когда измена обоюдная. Здесь все уже мертво и покрыто прахом, этот гроб лучше не вскрывать, чтобы не отшатнуться тотчас от безобразного зрелища и невыносимого зловония. Дети, наши дети - неужели они все это заслужили? Но, благодарение Господу, священник - это не экзекутор, сыплющий соль на раны, и не палач, усугубляющий своей жестокостью муки казнимого. Священник - это врач, который не теряет надежды даже тогда, когда к нему приносят мертвеца. Нет такого греха, который мог бы превозмочь милосердие Божие, нет такого падения, от которого не восставил бы нас Господь через Своего пастыря, лишь бы мы имели искреннее желание исправления. Смертным признается лишь тот грех, который не уврачеван покаянием. Если согрешившего (а кто из нас праведен) прощает Бог, то должна простить его и та, которой муж нанес смертельную рану своим поступком. Искренность исповеди вознаграждается по принесении исповеди. Решимость боле не отступаться служит основанием для прощения. Не человек (хотя бы и священник), но Христос Спаситель устами священника свидетельствует о прощении христианину исповеданного им греха и о возрождении покаявшегося сердца силы Божией благодати. Впрочем, это уже тема следующего слова, в котором я хотел бы поделиться пастырским опытом свершения богоучрежденного таинства исповеди.
Нет, дорогие читатели, прошу вас не смущаться. Об исповеди будет рассказано так, что тайна ее сохранится в неприкосновенности. Оставляю же вас на малое время, призывая Божие благословение на всех, кто радеет о сохранении и восстановлении целостности своих семейных союзов или по крайней мере соблюдает себя от посягновений на союзы чужие.
Протоиерей Артемий ВЛАДИМИРОВ,
настоятель храма Всех Святых,
что в Красном Селе
Статья напечатана в журнале "Русский дом" № 9, 1998.