ПУТЬ ПОДВИГА
ЧТО ТАКОЕ ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ
Критерии духовности. Вдохновение и духовность.
Я
говорил о трех наименованиях Святого Духа,
которые содержатся в одном-единственном
слове Утешитель. Но Спаситель также
говорит о Святом Духе, что Он есть Дух
Истины, и все, что Он скажет нам, Он возьмет
из того, что Спаситель Христос Сам говорил,
и раскроет это перед нами (Ин. 16,13-15). Поэтому
одна из черт подлинной духовности - это
соответствие и учения, и веры, и жизни с
учением Спасителя Христа. Это очень важно,
потому что Господь есть явление истины,
есть самая Истина, пришедшая в мир. И
подлинная духовная жизнь не может быть
основана ни на чем ином, как на Его
откровении Себя Самого и тайн Божиих, и воли
Божией в Нем. И, наконец, если мы говорим о
каких-то критериях духовности, о том, что
может показать нам - и другим, - что в нас
есть жизнь Божия, жизнь Святого Духа, мы
можем обратиться к нескольким местам
Священного Писания, в частности, кроме
заповедей блаженства, о которых я уже
говорил, к одному очень важному отрывку из
Послания к колосянам, в третьей главе. Здесь
апостол Павел говорит о дарах,
характеризующих тех, кто живет Духом Святым:
Итак,
облекитесь как избранные Божии, святые и
возлюбленные, в милосердие, благость,
смиренномудрие, кротость, долготерпение,
снисходя друг ко другу и прощая взаимно,
если кто на кого имеет жалобу: как Христос
простил вас, так и вы. Более же всего
облекитесь в любовь, которая есть
совокупность совершенства. И да
владычествует в сердцах ваших мир Божий, к
которому вы и призваны в одном теле, и
будьте дружелюбны. Слово Христово да
вселяется в вас обильно, со всякой
премудростью; научайте и вразумляйте друг
друга псалмами, славословием и духовными
песнями, во благодати воспевая в сердцах
ваших Господу. И все, что вы делаете, словом
или делом, все делайте во имя Господа Иисуса
Христа, благодаря через Него и Отца (Кол.
3,12-17).
Я
сказал раньше, что одно из характерных
свойств подлинной, здоровой духовной жизни,
это трезвость. Мы знаем из обычного
русского языка, что значит трезвость по
сравнению с опьянением, с нетрезвостью.
Опьянеть можно различно, не только вином;
все, что нас настолько увлекает, что мы уже
не можем вспомнить ни Бога, ни себя, ни
основные ценности жизни, есть такое
опьянение. И это относится не только к вещам,
стоящим вне области Божией: можно быть так
же увлеченным церковными ценностями, а не
только мирскими. В некотором смысле, быть
увлеченным церковными ценностями более
опасно, потому что такое увлечение сводит
эти ценности на уровень идолов, кумиров,
ложных божков, которым мы поклоняемся.
Это
не имеет никакого отношения к тому, что в
начале я назвал вдохновением: вдохновением
ученого, художника, кому Богом открыто
видеть за внешней формой того, что его
окружает, какую-то глубокую сущность,
которую он извлекает, выделяет, выражает
звуками, линиями, красками и делает
доступной окружающим людям - невидящим. В
свое время профессор Г. Федотов написал
замечательную статью о Духе Святом в
творчестве: это не опьянение. Но когда под
влиянием красоты или любви, или знания мы
забываем именно этот смысл, который
раскрывается ими, и делаем предметом
наслаждения то, что должно быть предметом
созерцания, - тогда мы теряем трезвость. В
церковной жизни это бывает так часто и так
разрушительно, когда люди в церковь
приходят ради пения, ради тех эмоций,
которые вызываются стройностью или
таинственностью богослужения, когда уже не
Бог в центре всего, а переживание, которое
является плодом Его присутствия.
И
одна, опять-таки основная, черта
православного благочестия, православной
духовности - это трезвость, которая
переносит все ценности, смысл всего от себя
на Бога. Это выражается, порой, почти
страшно. Когда я совершаю похороны, я всегда
долго-долго выжидаю, прежде чем сказать
первые слова богослужения, молясь о тех,
которые их услышат, о тех, которые потеряли
родного или близкого человека, потому что
есть слова, которые можно нести на своих
плечах только всей верой, и больше чем своей
верой: силой Божией; или, вернее, такие слова,
которые могут нас нести, но которые мы
понести не можем. Как перед лицом гроба
можно начать молиться словами: Благословен
Бог наш?.. Сколько нужно веры, доверия,
почитания Бога, принятия Его путей,
смирения - или воли ко всему этому, если у
нас самой вещи нет в достаточной мере, -
чтобы благословить Бога в момент, когда все
самое дорогое у нас отнимается. Вот это
момент предельной, может быть, трезвости
православного богослужения. Благослови
Господа - потому что центр в Нем, не в тебе;
даже не в том любимом человеке, которой
лежит теперь мертвый перед тобой. Этот
человек нас собрал не своей смертью, а своей
жизнью, и привел пред лицо Божие созерцать
пути Божии, тайны Божии, поклониться в ужасе
и благоговении перед Богом, Который
остается и в эти страшные моменты Богом
любви.
Но
мы стоим перед этой проблемой, перед
задачей трезвости и каждый раз, когда
становимся на молитву. Первые слова обычной
вечерней или утренней молитвы: Во имя Отца
и Сына и Святого Духа. В чье имя
становимся мы на молитву? Во имя Божие, ради
Бога - не ради себя. Даже не потому, что я в
отчаянной нужде, а потому, что Бог есть Тот,
перед Которым я поклоняюсь, Тот, Который
является центром, смыслом и целью жизни. И
эти первые слова должны определить весь ход
нашей молитвы. Я уже упоминал слова
епископа Феофана о том, что нам надо
становиться на молитву со всем вниманием,
всем благоговением, на которые мы способны,
и с волей, чтобы в нас совершилось все, что
захочет Господь, - и только это. В Его имя:
разумеется, это не значит, что мы тут ни при
чем; воля Божия - спасение наше; воля Божия -
чтобы и мы приобщились к Его вечной жизни и
вечной славе. Но на пути мы должны думать о
Нем.
Мне
вспоминается юноша, который в какой-то
момент жизни, вдруг пережив величие Божие и
непостижимую Его близость, поклонился до
земли и сказал: Господи! Если для Твоей
победы и славы нужна моя погибель - да будет
так... Разумеется, это в своем роде безумные
слова, потому что слава Божия - в спасении
человека; слава Божия, по слову Иринея
Лионского, - это человек, достигший всей
полноты своей, полного возраста Христова (Еф.
4,13). Но с нашей стороны должна быть именно
готовность любой ценой послужить Богу. И
начинается это в молитве, когда мы просим о
том, чтобы мы были изменены самым глубинным,
самым решительным образом, дабы
прославился, воссиял Бог; по слову
Евангелия - чтобы, видя добрые дела наши,
прославили люди Отца нашего, Который на
небесах (Мф. 5,16). И здесь требуется огромная
строгая, подвижническая настроенность.
Этим объясняется, что Отцы Церкви,
подвижники нам говорят: каково бы ни было
твое расположение, настроение, состояние
телесное или душевное - не обращай на них
никакого внимания; стой перед Богом и
молись; твори волю Божию, каковы бы ни были
последствия. Когда мы молимся, чтобы
Господь Дух Святой нас наполнил, мы должны
молиться о торжестве Божием, зная, что Его
торжество - и в нашем спасении, но думая о
Нем, как мы думаем о любимом человеке,
стремясь, чтобы наша жизнь была Его славой,
Его победой.
Если
бы мы были так настроены, то всегда могли бы
молиться; мы не ставили бы вопрос о том, что
мы устали, унылы, что настроения нет, что нас
что-то отвлекает, потому что считали бы
именно эти препятствия причиной, почему нам
надо молиться еще более упорно, еще более
настойчиво; ибо это состояние души, тела
нашего, тот участок вселенной, мое «я»
телесно-душевное и духовное, которое Бог
вручил мне, чтобы я его освятил и сделал
уделом Божиим, - в плену, и теперь-то и надо
его освобождать от этого духовного плена,
призывая на помощь и святых, и Божию Матерь,
и ангела-хранителя, и Силы небесные, и
Самого Спасителя Христа, и Духа Святого. В
этом смысле молитва - это борьба за то, чтобы
на землю, вот на тот маленький участок,
который я собой представляю, сошел огонь
Святого Духа и зажег все вечным пламенем,
превратил сухое, пустынное деревцо в
неопалимую купину. Поэтому искать себе
пощады, утешения, извинения в том, что те или
другие душевные состояния мне мешают
молиться, - нельзя; именно из-за них и
молишься.
И
здесь начинается весь трезвый, строгий путь
подвига: просто преданности Богу, уважения
к Нему, любви к Нему, готовности Ему служить.
Апостол
Павел называет христиан воинами; воин не
укрывается за своим начальником, за своим
царем; он идет вперед отдавать свою жизнь,
истощать, может быть, до конца свои силы в
служении. И так должны и мы в трезвости,
строгости совершать свой духовный путь. Что
мы этого не делаем, думаю, всем нам очевидно;
что мы молимся радостно, когда Господь
прольет в сердца наши молитву, и, как
говорится в литургии, мы возносим эту
молитву Твоя от Твоих, - это ясно; но что
делаем мы для Бога, когда мы всецело - или
частично - охвачены немощью, нежеланием Ему
служить, отвержением Его воли? Тогда-то и
надо молиться!
Эта
тема трезвости красной нитью проходит
через всю святоотеческую литературу, через
все жития святых; и мы это слово очень мало
слышим, над ним мало задумываемся. Во имя
Божие: не нам, Господи, не нам, но имени
Твоему славу дай, - говорит пророк Давид в
одном из своих псалмов (Пс. 113,9). Утешитель,
Податель крепости, Податель радости, Дух,
приобщающий нас к Истине, Которая есть
Христос, - личной Истине, и раскрывающий
перед нами смысл и глубины Христова учения
о том, как эта личная Истина может собой
охватывать жизнь и преображать ее. А на краю
жизни - смерть; и смерть преображается этой
вечной жизнью.
|