* * *
«И зажегши свечу...» Мф, глава 5 Не торопи меня тропой нагорной ни вечером, ни в полдень, ни с утра, ни речью-проповедью спорной, строка не вытянет, сорвет, крута, не торопи, отверзши дверь, уста ли, наследовать земле усталым вслед, луч горний закален, как клин из стали, не торопи, земли я соль, ты свет, не торопи – нагорный холм, высотка, куски тропы бег медлят, горячи, я голос жгу заглавием коротким зажженной и погаснувшей свечи, и вновь горящей голосом нагорным... Молитвой ночи кроткою – укрой, не торопи меня тропою спорной, строкой, от трав предутренних сырой... * * * «Пламя захлебнулось стеарином, /.../ и заострилось стрелкой.» Б. Пастернак Она горевала-разговаривала в полусумраке, при зажженных свечах, словами одаривала, чтоб, горяча, душа просвечивала в речах, она не высплескивала рассказ, пока он не отворял ларчик, не доставал – припрятанную про запас, нераспечатанную пачку, неся свечку, как вечный подарок, как плод, снятый, спелый, меняя устаревший огарок на царственную свечу – це’лую... Пламя пространству дарило тени... Тени затевали со стенами битву – пламя, отслаиваясь от стеарина, выстраивалось в стрелку-молитву... И кто-то, гремя в повозке по Камергеру – из прошлого в будущее, неважно, горевал: «Свеча на столе горела...» – тянулся к оттаявшей скважине... * * * И даже в темном слове есть огонь, он гонит нас, ясны его истоки, он из углов, из ребер стен высоких, цветком, с иконы падал в дом, в ладонь, в круг, где рука цвела, как ветвь, протянута в дом-клеть из рощи-сада, раскинув крону, тень минут, как сеть- ночь – пропускала строй крылатый, звук голосов двух был неуловим, срывался песней сбитых веток, средь голосов стыл стражем – херувим, чертивший заповеди, сны, запреты, он путь в глушь рощи размечал мечом, пунктиром ограничивал просторы, и устранял входящего лишь взором, едва заметно, будто – не при чем... |