Церковь
И церковь, в виде корабля плывет – и ей трава по пояс – порогом строгим жизнь деля на суету и свет покоя. Сюда, воспомнив страх и стыд, идем по тропке покаянья, где луч сквозь прорези абсид прольется – Божьего вниманья. Сюда – в единственный ковчег, прочь от житейского потопа, сойдет, как в вечность, человек – лучом певучим душу штопать... И церковь, в виде корабля плывет на зов, на млечный голос... И вновь – покажется Земля, и вновь слетит посланец-голубь... Я через тьму к тебе дойду Я через тьму к тебе дойду... По пояс в тающем снегу я перейду в твои просторы, считая купола, венцы, вершин чернеющих зубцы, и каждый плат полей – узорный. Чтоб с каждым шагом вновь и вновь мне сердце ранила любовь, и возрастала боль и жалость, Чтоб от заката до зари тебя просила: подари мне этот путь, отрезок, малость. Еще не сдан последний грош, слова, как лепту, не вернешь, не остановишь звук крылатый, который рвется через край... Ведь мы еще от ада в рай не перешли мостом горбатым. Еще – две жизни на весах... Побеги первого овса пасхальным утром льнут к ладоням. И древо жизни во дворе зазеленеет на заре, и первый луч в листве потонет. Ведь линия луча – предел, в который голос возлетел, где купол горизонт венчает, – в той церкви были мы давно, там в жизнь иную есть окно, там Образ Божий проступает... В храме Рождества Богородицы Сквозь вечерние снежные хляби в нежных сумерках – шли без света к церкви, где упокоен Ослябя рядом с братом своим – Пересветом. Вид с холма на Замоскворечье открывался – прозрачно-зимний, тишину – только птичьи речи нарушали, да ветер-схимник. по снегам шагами неровными шли, как будто в века далекие, по холмам погоста церковного, обходя кресты одинокие. А потом ты молился молча пред иконами, пред святыми, и за друга, и за сыночка – за ушедших в миры иные. А с иконы Дух Божий веял, и смотрели глаза печально, и моя молитва – с твоею восходила неслышно, тайно... Ветвь оливы приникла у ног Ветвь оливы приникла у ног, ветвь зеленая в белой келии, я из строк сплетала венок и пускала в ручей, как Офелия. Тот ручей огибает пустырь, там вдали отражается ельник, там старинный растет монастырь, там в тиши погибает отшельник, стражник строгий у Царских врат, он давно в белом храме служит, он теперь только ангелам брат, был – мой суженый, стал послушник. Он для Бога забыл белый свет, в мерном плеске молитвы счастливой... Он когда-то принес эту ветвь – в белу келью – зеленой оливы... |