Священство есть преемственное посланничество от Бога: "яко же посла Мя Отец, и Аз посылаю вы" (Ин. 20, 21). "Никтоже сам себе приемлет честь (священства), но званный от Бога" (Евр. 5, 4-5).
     Словом "священство" обозначается как то сословие людей, которое призвано священноначальствовать, так и то таинство, которым чрез молитвенное возложение рук архиерейских на главу лица избранного, низводится благодать, поставляющая его на данный степень церковной иерархии и освящающая и укрепляющая его к несению иерархических обязанностей.
     Называется это таинство иначе рукоположением ("хиротония" - в отличие от "хиротесии", когда не особая низводится благодать, а лишь подается благословение при даянии известных отличий), ибо внешней стороной его является молитвенное возложение рук. Так было изначала. Когда посылали Варнаву и Савла, "тогда постившеся и помолившеся и возложше руки на ня, отпустиша их" (Деян. 13, 2-4). Рукоположение давало Духа Святого: "Внимайте убо себе и всему стаду, в немже вас Дух Святый постави епископы" (Деян 20, 28). Симон, "видев яко возложением рук апостольских дается Дух Святый" - хотел купить эти дары (Деян. 8, 18-19). Возложение рук совершается епископами, и только ими, как сказано в первых же двух правилах св. Апостолов: "Епископа да поставляют два или три епископа. Пресвитера и диакона и прочих причетников да поставляет один епископ".
     Приступать к таинству священства может каждый достойный православный христианин, способный быть "Божиим строителем" (Тит. 1, 7) в том высоком звании, на которое он призывается, то есть отвечающий как повышенным требованием нравственным в области личной жизни так и требованиям деловым, связанным с предстоящей ему церковно-общественной деятельностью. Принадлежность к наследственному сословию не может почитаться условием необходимым, но практически бытовое воспроизведение начала древле-левитского оказывает неизменно свое действие.
     Для епископа существует обязательство безбрачия. В первые века христианства такое требование не было обязательным, но уже с апостольских времен епископам дозволялось уклоняться от брака ради подвига воздержания. Обычай этот укрепился, и Шестый Вселенский Собор сделал его, наконец, законым правилом, видя в епископах подражателей Апостола Павла, как и он был подражателем Христу (1Кор. 11, 1). Что касается священников и диаконов, то такого бремени на их плечи Церковь сознательно решила не возлагать. Она отказалась от древнего правила, возбранявшего священнослужителям вступать в брак, и не только допускать стала к Таинству Священства лиц связанных браком, но даже стала почитать это естественным и нормальным.* Больше того, поскольку VI Вселенский Собор осведомлен был о противоположной практике, утверждавшейся в Римской Церкви, на нем было категорически высказано осуждение этой практики и были приняты меры прещения против нарушителей правила о допущении к священнослужению лиц, связанных законным браком. Эти указания Вселенского Собора были Римскими первосвященниками оставлены без внимания, и безбрачие духовенства продолжало строго требоваться ими, распространяясь потом и на низших церковнослужителей.
     Видимая сторона Таинства Священства напоминает крещение и миропомазание: молитва, пострижение, облачение. Напоминает она и брак - венчание с Церковью происходит по образу соединения Бога с человечеством в рождении от Девы. Трижды обводится хиротонисуемый вокруг Престола с пением песнопений венчальных. Склоняясь пред епископом, приникает венчаемый к Престолу на крестовидно сложенные руки. Возлагает епископ на главу его конец омофора, трижды благословляет и возглашает: "Божественная благодать всегда немощная врачующи и оскудевающая восполняющи, проручествует (т.е. руковозводит, возводит чрез возложение рук) благоговейнейшего...: помолимся убо о нем, да приидет на него благодать Всесвятого Духа". Церковь "косно" поет "Господи помилуй".* "Пророчествует" - по толкованию Симеона Солунского, означает - "руковозводит, поставляет, творит совершенным". Человек слаб - все от благодати. И все призываются к общей углубленной молитве, почему певцы и отвечают именно "косным" пением "Господи помилуй". Тайные молитвы читает архиерей - две. В первой призывается помощь Божия для "подъятия великой сей благодати Святаго Духа", чтобы был достоин новопоставляемый великой священнической чести, к которой он призывается Божией "предзнательной силой". Во второй молитве прошение возносится о том, чтобы, исполнившись Святого Духа, пресвитер достойно предстоял жертвеннику, благовествовал Евангелие Царствия Божия и обновлял народ Божий чрез купель пакирождения, - за что во втором пришествии и получил бы "мзду икономства своего чина".
     При возложении каждой одежды возглашается и повторяется "аксиос", чем свидетельствуется единодушие епископа и народа в оценке посвящаемого. Знаменательное есть отличие между посвящением дьякона и пресвитера: первый преклоняет одно колено, второй - оба, то есть степень покорности Богу и Его закону возвышается с приближением к Богу по ступеням иерархии.
     По освящении даров "архиерей, взем Святый Хлеб и отломив часть от Святого Хлеба горнюю, еже есть Христос", вручает новопоставляемому, говоря: "Приими Залог сей и сохрани его, цел и невредим до последнего твоего издыхания, о нем же имаши истязан быти во второе и страшное пришествие великого Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа". Становясь сзади Престола и положив руки на Святую Трапезу он, склонив главу, читает 50 псалом. На Востоке дается не часть Агнца, а целый Агнец, особо вынутый на проскомидии. Несколько изменены слова, с которыми дается Агнец, но смысл тот же. Симеон Солунский объясняет: "Это исполнено всякого страха, ибо показывает, что (пресвитер) делается строителем Таин Божиих и принимает для священнодействия не другое что-нибудь, но Живый Хлеб - Иисуса и священство Его, и в виде залога вверяется ему Сам Христос…"
     Проф. А. Дмитриевский в своем труде "Ставленник" обращает внимание на одно показательное обыкновение, входящее в состав хиротонии и дьяконской, и священнической. Начинается она троекратным обращением подводящего лица за выражением согласия, одобрения, разрешения: "Повели" - к хиротонисуемому, "повелите" - к народу, из среды которого как бы берется хиротонисуемый, и, наконец, "повели, преосвященнейший владыка", к первостоятелю, который совершает хиротонию. Тем самым тут обозначаются наглядно три "воли", которые должны быть объединены для совершения поставления: воля поставляемого, воля народа и воля епископа.
     Для посвящения имеются особые одежды: черный подрясник. Симеон Солунский говорит о необходимости этого для того чтобы "не надевать одежды священства прямо и непосредственно на одежды мирские". Задание здесь то, чтобы ничто не оставалось непокрытым священной одеждой, - сокрыт должен быть совершенно внешний мирской человек. Отсюда видно, - какое церковное бесчинство совершают те сейчас, кто в составе православного духовенства, даже и высшего, облачаются в священнические одежды, не употребляя подрясника. Ясно и то, в какой мере нарушает внутренний смысл особого одеяния священнического обычай, достаточно крепко в известной среде даже и православного духовенства укоренившийся, так одеваться, чтобы выглядывали из-под церковных одеяний крахмальный воротничок или крахмальные рукавчики.
     В Греции, как указывает профессор А. Дмитриевский, существовал особый "комиссий" - широкая белая одежда, из льняной или шелковой материи, надевавшаяся на подрясник. Дмитриевский рекомендует и у нас различать "стихарь", как одеяние клириков, от похожей одежды для других прислуживающих в алтаре - чтецов, певцов, даже мальчиков.
     При поставлении священник получает ставленную грамоту. Принятая у нас грамота заключает в себе перечисление полномочий и обязанностей священника и инструкционные указания. Текст этот составлен в 1864 г. митр. Филаретом.
     Поставление во священники предваряется рядом формальностей. "Допрос" совершается ставленнику, которым удостоверяется ряд фактических данных, касающихся всех возможных сторон жизни. Устанавливается, в частности, что он женат на девице православного исповедания, целомудренной и благочестивой, находящейся в живых и не находящейся с ним в недозволенной степени родства. Заключается в этом допросе и элемент обязательственный, очень широко охватывающий разные стороны пастырской деятельности и как бы служащий своего рода инструкцией для всей последующей деятельности.* В былое время указывалось на обязательность приобретения некоторых пособий для своего личного пользования, а также давался обстоятельный обзор литературы, желательной к приобретению для церковной библиотеки. Существенной частью приготовления является исповедь за всю жизнь. В заключение поставляемым дается "клятвенное обещание", скрепляемое духовником.
     
      * * *
     Не будем подробно останавливаться на формальной стороне дела, но коснемся несколько существа его - применительно к настоящему времени. В старое время ставленниками были люди профессионально вышколенные. В настоящее время общим правилом отнюдь не является наличие такой подготовки. Весьма часто дело идет о людях, которые, так сказать, со стороны приходят, и, порою имея высокую морально-религиозную квалификацию, в профессиональном отношении являются новичками, которым восполнять свою выучку, приходится уже, так сказать, на ходу. В известной мере эта выучка дается тем "сорокоустом", который обычно творится новопоставленным, под наблюдением сведущих лиц. Это - блаженное время всецелой отданности служению, которое налагает печать неизгладимую на самый облик новопоставленного - и счастлив тот, кто, в условиях невозмутимого покоя, получает возможность именно так освояться с основными службами.
     Надо различать две стороны службы. Одно дело - осуществлять то, что присвояется священнику в составе организованного богослужения. Для этого нужно глубокое практическое освоение службы. Другое дело - организация всей службы, всего церковного обихода, - что является неизбежно заданием настоятеля, каким, непременно станет новопоставленный священник. Легче ему это все освоить, если он, хотя бы в ускоренном порядке, но успел пройти все степени служительские, - начиная от чтеца, причем в каждом чине хотя бы несколько задерживался, особенно в дьяконском. Но, при всех условиях, особое еще знакомство, практическое, с клиросом диктуется неотменно. Это знакомство двояко. Нужно уметь, сколько-нибудь разбираться в уставе, и нужно иметь хотя бы элементарное знакомство с пением - не только с чтением. Тот священник, который в этих отношениях чувствует себя относительно свободно, имеет огромные преимущества, и ему в сильнейшей степени облегчается его настоятельство. Силой вещей, в каком-то объеме, это знание добывается самим опытом - и тут же Господь помогает, открывая возможность священнику пользоваться услугами людей, приходу близких и в нужном направлении квалифицированных. Каждый современный приход в этом отношении есть неповторимый в своей индивидуальности самозаконченный мирок, так или иначе умудряющийся выполнять некий железный минимум богослужебного круга. От энергии и духовной устремленности пастыря зависит умножать и совершенствовать в разных направлениях этот минимум, являя некий органический рост, как своего собственного церковно-духовного "я", так и окружающего его приходского мирка. Нет, вероятно, среди сотен зарубежных приходов "близнецов": каждый являет физиономию особую, своеобразие которой, будучи в максимальной степени определяемо отцом настоятелем, вместе с тем, являет некий образ и общественной самобытности.
     Очень важна церковная грамотность. Сознательное пренебрежение "канонической" церковностью есть тяжкий грех, ложащийся духовным гнетом на всю приходскую деятельность, на всю жизнь прихода. Но все же не надо преувеличенного значения придавать формально-профессиональной качественности приходской жизни. Может быть приход относительно очень отсталым в смысле "канонической" церковности - так сказать, типически-кустарным, а, вместе с тем, может быть насыщен истинно-духовным содержанием, способным, в благоприятных условиях, очень быстро расцвести во всех возможных направлениях. И тут же можно себе представить приход, являющий картину весьма привлекательного внешнего благочиния, - но холодный и застоявшейся, готовый распасться при любом серьезном толчке...
     При всех условиях, центральной фигурой остается пастырь - в неизмеримо большей степени, чем когда бы то ни было раньше. И это по той простой причине, что в условиях нормальных приход являл собою нечто органически сложившееся, а в настоящее время он есть "случайный" конгломерат - и притом с составом, способным радикально меняться, как в смысле утраты своих членов, так и в смысле прибытка их. Для этого не всегда нужно даже пространственное их перемещение. Никуда не уезжает человек, - а выбывает из приходской жизни, и тут же может оказаться самым деятельным участником приходской жизни местный человек, ранее этой жизни чуждавшийся. Подобные изменения состава определяются, чуть не по общему правилу, не объективными обстоятельствами, а прежде всего личностью пастыря и отношением к нему окружающей среды.
     По мере того, как сгущается кругом тьма Отступления, все с большей отчетливостью должна определяться подлинная физиономия прихода. Способен, ли он являть собою ячейку "последних христиан", все яснее сознающих смысл происходящего и делающихся способными в условиях, вокруг них слагающихся, оставаться истинно-верными Православной Церкви, в ее стоянии истинно-православном? Или, в той или иной форме, катится он по наклонной плоскости Отступления? Не обязательно в последнем случае являть заведомую неверность - открытую, демонстративную. Враг умеет подбросить "види-мость" правды, которая прикрывает сущность совершающегося Отступления. Что, казалось бы, невиннее и даже миссионерски-похвальнее, чем задача образования некоего островка Православия на языке местном - некоего маяка, способного послужить "оправослав-ли-ванию" окружающей среды? Можно рисовать самые привлекательные картины таких достижений. Это - мечта. А действительность? Жалок русский человек, выпавший из того святорусского "гнезда", каким был для него церковный "быт", его вскормивший. Беспозвоночным, в духовном смысле, существом становится он, при всех своих, даже иногда обостряющихся, способностях и дарованиях. Та святая мягкость, та податливая дружелюбность, та ласковая уступчивость, которые составляли "завоевательную" силу России, обращаются в "пораженческую" безличность, позволяющую ему безвольно вливаться в любую среду, с ней отожествляясь. Пусть он и не злостный дезертир, и не сознательный ренегат, не лукавый перебежчик, не беспринципный соглашатель - при всех, самых относительно благоприятных его моральных свойствах - он существо с переломанным моральным хребтом. Он может быть практически полезен в составе его прявших общественных организмов - духовно и им чуждый, он тем более становится духовно чужд Русскому Святому Целому. В духовном плане, он - некий бесподданный "Иван, не помнящий родства"…
     Но и объективно - беспредметен самый замысел, вдохновляющий подобных мечтателей. В своей реальной сущности, выполнение подобного плана - есть приобщение к общему Отступлению - по той простой причине, что, если не восстановится Россия Православная, истинная, Историческая, то нет вообще больше места той "Истории", которая открывала бы возможность возникновения и роста иноязычного и инонационального Православия. Если наша "зарубежность" есть наш неизменный удел, то раскрывается перед нами одна лишь перспектива: дальнейшего, все ускоряющегося Отступления, в котором денационализированные русские естественно обрекают себя на то, чтобы растворяться, теряя свою благодатную исходную церковность.
     Жизненность прихода всецело определяется в подобных условиях - апостасийных - духовной окрыленностью его. Две контрастные модальности внутренней приходской жизни тут рисуются. Или то картина растущей отъединенности немногих зрячих членов прихода от слепотствующего большинства, находящего сочувствие в отце настоятеле, еще не прозревшем, или уже ставшим, духовно, жертвой отступления. Или то картина растущей общности и все более тесной духовной созвучности основного ядра прихода, все полнее сосредоточивающегося вокруг своего батюшки и помогающего ему, как раздаятелю благодати, духовно оплодотворять остальных членов прихода, поддающихся, в той или иной мере, атмосфере отступления. Если каждый приход являет совершенно индивидуальную картину своего состава в смысле церковно-профессиональной качественности, то совершенно индивидуальный образ имеет каждый приход и в смысле созревания духовного. Как мы не раз подчеркивали, предварительный экзамен происходит не в условиях насилия, нажима, репрессий, давления, вымогательства - нет! В условиях свободы протекает это испытание - пред лицом одного, основного, всеопределяющего соблазна: участия в общей жизни, втягивания в нее с перспективой улучшения своего благобыта и под страхом оказаться обособленными от этой общей апостасийно-окрашенной жизни. Говорили мы и о том, что этот соблазн свободы оказывается, по всем данным, значительно более сильным, чем прямое и грубое насилие…
     Надо ли говорить, какой мере именно в условиях "свободы" повышается строительная сила батюшки, как живой личности, в своих руках держащей источник церковной благодати! Каждый приход под его воздействием способен превращаться в самостоятельный отряд "последних христиан", влагающийся в общий фронт исповедничества, как самобытная величина, не определяющая течение своей духовной жизни одними лишь указаниями центра он жив изнутри и живыми нитями связуется со всем живым вне его. Он - отдельный камешек в составе Камня Веры, но останется "камнем", будь даже, по тем или иным обстоятельствам, внешне оторван окажется от общего Камня Веры.
     Пока жизнь течет по своим обыденным руслам, в инерции той "свободы", которая в той или иной мере но все же остается характерной для всей части вселенной, так и обозначаемой, в отличие от советчины, "свободной", - жизнь прихода тоже течет по подобным же руслам, потенциально лишь являя свою духовную качественность исповедническую. Подвергается она, как мы сказали, соблазнам лишь "свободного" преуспеяния. Вот где должна обнаружить себя духовная качественность батюшки, как раздаятеля благодати, во всех тех формах, о которых мы уже выше говорили. Так создается им капитал насыщенных благодатью "личных связей" со своими прихожанами, который потом сможет быть пущен в ход на путях исповедничества в тех формах, какие будут подсказываться жизнью. Надо ли говорить, что в этом накоплении капитала "личных связей", благодатью насыщенных, разобщать свою специфически церковную работу от всей своей жизнедеятельности, в частности, семейной, батюшка не сможет. Тут встает и образ "матушки" - тоже получающей значение, повышенное по сравнению с былым временем. В старое время еп. Иоанн Смоленский так определял назначение "матушки": он от матушки требовал, чтобы она "не одним только внешним сожитием, но вместе умом и сердцем делила тяготу жизни священника и, разделяя с ним радость и горе, не давала ему чувствовать одиночества как в собственном доме, так и в среде, его окружающей. Жена священника должна быть серьезно обученной и благонастроенной матерью, которая занялась бы и сумела бы управить домашним воспитанием детей, и своим материнским попечением и влиянием довершала бы то, чего не может тут сделать один отец".
     Эта заданность "матушки" остается в силе. Но возникает и другая - быть соратницей батюшки и его обращенной к пастве заданности создать капитал "личных связей", насыщенных благодатью. Незаметная незаменимость - вот чем должна стать современная матушка, в ее сотрудничестве с батюшкой, причем не исключена возможность того, чтобы это сотрудничество распространялось и на храмовою жизнь, поскольку матушка оказывается способной быть чтицей и певицей. Но и на эту ее деятельность должна распространяться выше отмеченная характеристика незаметной незаменимости. Именно ее близость к батюшке, в восполнение к общей ее обязанности являет собою тот образ служения Церкви, который присущ женщине,* побуждает ее оказывать все возможные услуги в области церковной жизни, не включаясь в сложность церковно-общественных отношений.
     
     * * *
     Процесс накопления "капитала личных связей", насыщенных благодатью, естественно ведет не только к учащению чисто духовнических встреч, завершающихся принятием Св. Тайн. Меняется самый облик общения. Чтобы понять сущность этого изменения, воспроизведем предварительно одну беседу, которую вел с мирянином один старец. Узнав, что этот мирянин семейный человек, старец спросил его, как часто он причащается, и когда узнал, что только однажды, старец умиленно увещевал его причащаться каждый месяц или по крайней мере во все четыре поста. Мирянин отозвался, что за житейскими заботами ему это не удобоисполнимо и рассказал свои обстоятельства. Старец не согласился на это и сказал: "если кто захочет, то хоть во сто раз у него будет дел больше, хотя бы он был правителем целой страны или царства, он найдет время, как находил его для дел земных и тленных". Затем раскрыл необходимость и важность частого причащения, так как мы через это таинство теснее соединяемся с Господом и бываем, един дух с Ним (1Кор. 6, 17), что это не только важно, но и необходимо в жизни христианина, и что без сего единения с Господом в этой жизни как соединимся с Ним в будущей? Когда мирянин возразил на это, говоря: "как можно нам приготовляться часто к такому таинству, когда мы обязаны (вернее опутаны, как тенетами) житейскими делами"? На это старец раскрыл о сущности покаяния, что оно заключается не в устном только исповедании своему духовнику и притом в то только время, когда приходим к нему на исповедь, а что нужно иметь постоянно покаянные чувства, и во всяком деле и во всякое время хранить свою совесть, - хранить в отношении к Богу, к ближнему и к самим даже вещам. Когда будешь хранить свою совесть и слушаться ее внушений, то и исповедь твоя будет пред Богом и дубудет пред Богом и духовником всегдашняя, истинная и полная, тогда не усомнись и причащаться Св. Христовых Тайн часто. Без наблюдения же над совестью и невнимании ее внушениям при делах, какие бы они у тебя ни были, как же будет у тебя исповедь и покаяние? Говорил и о делах милосердия, как они необходимы для каждого христианина на стезе его временной жизни, и какая должна быть чрез них отрада душе при исходе и по исходе ее из тела.
     Нечто близкое к такому взаимоотношению между духовником и его духовными чадами, в идеале, возникает и в современной приходской жизни, поскольку она развивается, в соответствии с прогрессом апостасии, как самооборона против покушений врага подвергнуть и нашу паству действию разнообразных искушений и соблазнов. Силой вещей батюшка должен становиться постоянным "хранителем совести", своих духовных чад, бессильной иногда вне своевременных благодатных воздействий оказать должное сопротивление усиляющейся соблазнительности искушений, постоянно сменяющихся в своей множественности.
     Нет сейчас старцев - и некуда сейчас пойти за советом душеспасительным. Епископ Игнатий Брянчанинов рисовал спасение даже подвизающихся монахов такой картиной:
     "Некоторый великий отец видел следующее видение: пред ним земная жизнь человеческая изобразилась морем. Он видел, что подвижникам первых времен монашества даны были крылья огненные, и они как молния переносились чрез море страстей. Подвижникам последних времен не дано было крыльев: они начали плакать на берегу моря. Тогда дарованы были им крылья, но не огненные, а какие-то слабые: они понеслись чрез море. На пути своем, по причине слабости крыл, они часто погружались в море; с трудом подымались из него, они снова начинали путь, и, наконец, после многих усилий и бедствий перелетели через море".
      Отсюда он делает вывод:
     "Не будем унывать! Не будем безрассудно стремиться к блестящим подвигам, превышающим наши силы: примем смиренный подвиг, очень соответствующий немощи нашей, подаваемый как бы видимо рукою Божией. Совершим этот подвиг с верностью святой Истине - и среди мира шумною, бесчисленною толпою стремящегося по широкому пространному пути своевольного рационализма, пройдем к Богу по стезе узкой послушания Церкви и святым Отцам. Не многие идут по этой стезе? - Что до того! Сказал Спаситель: "Не бойся малое стадо: яко благоволи Отец ваш дати вам царство. Внидите узкими враты: яко пространная врата и широкий путь вводят в пагубу и мнози суть входящии им. Что узкая врата и тесный путь вводят в живот, и мало их есть иже обретают его" (Лк. 12, 32; Мф. 7, 13-14)".
     В процессе духовного созревания для прохождения этого предельно суживающегося узкого пути образуются бытовые группировки, самим Промыслом Божиим направляемые. В условиях нашего свободного существования в образе Церкви Зарубежной, приход являет собою естественную форму такой группировки. В образе Братств Духовного обновления, по инициативе еп. Саввы Эдомнтонского, наш Архиерейский Собор рекомендовал духовно организоваться приходам. К этому постоянно взывает сам еп. Савва. Так или иначе, будет именоваться эта духовная мобилизация, - она диктуется повелительно. И она не может не совершаться в каждом приходе. Готовить себя именно к этому должен каждый вступающей на путь священства, - чем определяется в высшей степени своеобразие современного священства. Всякая подготовка нужна для современного священника - но прежде всего надо, чтобы он именно это свое назначение понимал. Только тогда сможет он быть действительно не расточителем благодати, а сознательным ее раздаятелем, готовящим верных служителей Церкви, которых уже промыслительная воля Господня направит - в соответствии с тем, как будут дальше развиваться мировые события: это будет или завершение Апостасии или подготовка срыва ее, с восстановлением Богом благословляемой Истории, - что не мыслимо вне восстановления Удерживающей силы, врученной Русскому Православному Царю в симфоническом сотрудничестве в Русской Православной Церковью.