Глава XXVIII
Свечной съезд. Визит А.Н.Волжина. Государственный
Секретарь С.Е.Крыжановский
В конце января, а может быть в феврале, точно
не помню, Синодом был созван Свечной Съезд, с участием представителей от
всех ведомств, и министр внутренних дел А.Н.Хвостов, встретив меня, однажды,
в зале Общего собрания Государственного Совета, сообщил мне, что назначил
меня представителем от министерства на этом съезде. Судьба точно умышленно
толкала меня в суровые объятия А.Н.Волжина. При торжественном открытии
съезда, мне пришлось сидеть рядом с А.Н.Волжиным, и меня забавляло, как
он искоса посматривал на меня, точно думая, каких усилий стоило мне добиться
участия на этом съезде и, притом, наверное с целью усилить оппозицию против
него. В действительности же, я был едва не самым добросовестным союзником
Обер-Прокуратуры на этом съезде. Съезд был вызван не столько заботами о
реорганизации свечного дела в России и развитии отечественного производства
воска, сколько подозрениями в злоупотреблениях директора Хозяйственного
Управления А.Осецкого при закупках воска за границею, о чем громко кричали
газеты, указывая на то, что А.Осецкому грозит не только отставка, но и
предание его суду. Не имея еще фактических данных для реальных обвинений
А.Осецкого в означенных злоупотреблениях, я имел, однако, основания разделять
подозрения Обер-Прокуратуры. Впоследствии эти подозрения подтвердились,
ибо А.Осецкий, на одном из заседаний, под моим председательством, уже в
бытность мою Товарищем Обер-Прокурора Св.Синода, был вынужден сознаться
в том, что покупал воск в Германии, игнорируя более дешевые предложения,
а устроенные им торги были фиктивными... Во время этого примечательного
заседания, один из участников, член Государственного Совета от Киевской
епархии, протоиерей С.И.Трегубов, передал мне полученную им от какого-то
члена Думы записку, написанную на клочке бумаги, где значилось, что Дума
категорически требует немедленного упразднения комиссии по расследованию
деятельности А.Осецкого, свободного в ее глазах от всяких подозрений.
Было очевидно, что дальнейшие разоблачения
довели бы Осецкого до скамьи подсудимых, и что, спасаясь от преследований
Обер-Прокуратуры, он нашел защиту в Думе. Однако грозный окрик Думы не
испугал меня, и заседания комиссии продолжались, хотя к моему удивлению,
крайне тормозилось Синодом, где А.Осецкий также имел защитников, особенно
в лице протопресвитера А.Дернова. Они прервались лишь с наступлением столь
долгожданной и желанной революции, освободившей от ответственности не одного
только Осецкого.
Впрочем, не буду забегать вперед. Разбившись
на секции, Съезд стал устраивать заседания по вечерам, в часы, свободные
от служебных занятий, и в течение ближайших двух-трех недель, я принимал
в этих заседаниях постоянное участие, изредка встречаясь и с А.Н.Волжиным.
Никогда еще престиж мой среди Синодальных
чиновников не был так высок, как в это время. Недавняя аудиенция у Ея Величества
истолковывалась как полное поражение А.Н.Волжина: теперь стали говорить
уже не о создании должности второго Товарища Обер-Прокурора, а об отставке
A.H.Волжина и назначении меня на его место. В связи с этим, отношение Синодальных
чинов к А.Н.Волжину резко ухудшилось, тогда как я сделался центральной
фигурой, вокруг которой сосредоточивались все вожделения чиновников ведомства,
видевших в моем лице будущего главу ведомства и их начальника. Все искали
моего благоволительного внимания, стараясь, как бы невзначай, подчеркнуть
мои преимущества перед А.Н.Волжиным, и в то же время не стеснялись открыто
бранить последнего. Особенно усердствовал Осецкий.
Кажется мне, что никогда еще низменные и пошлые
страсти не oбнажались передо мной с большим бесстыдством, чем в эти моменты
пресмыкательства и низкопоклонства со стороны тех ничтожных людей, которые,
год спустя, явились моими же предателями. Между тем А.Н.Волжин был искренне
убежден в моих интригах и, продолжая видеть всегда и везде на первом плане
Распутина, объяснял и мою аудиенцию у Ея Величества участием последнего,
а враждебное отношение к себе со стороны своих подчиненных Синодальных
чиновников моими стараниями, т.е. делая именно то дело, какое нужно было
делать, выполняя программу агентов интернационала, развивавших с чрезвычайными
усилиями оппозицию против Императрицы и преданных слуг России и династии.
Делал он это дело столько же бессознательно, сколько добросовестно, ибо,
будучи предан Престолу и России, был искренне убежден, что ведет борьбу
с их врагами. Но видел он этих врагов не там, где они были и, рубя направо
и налево, не замечал того, что наносил удары своим же союзникам.
Нельзя обвинять того, кто не родился государственным
человеком, лишен широких размахов, не способен разбираться в сложных положениях
и делает ошибки. И не это удивляло меня, а удивляло меня то, зачем нужно
было А.Н.Волжину приглашать меня к себе и, заверяя меня в своей искренности,
вести со мною переговоры о сотрудничестве с ним, а в тоже время за глаза
поносить меня...
Вскоре после моей аудиенции у Ея Величества,
А. Н. Волжин пригласил меня к себе. Впечатление от предыдущего свидания
было столь тяжелым, что на этот раз я уклонился от приглашения.
«Тогда я приеду к Вам», – сказал А.Н.Волжин
по телефону. В назначенный час А.Н.Волжин приехал.
«Голова ходит кругом, – начал он, – дела так
много, что просиживаешь ночи напролет; а все не успеваешь».
«Отчего же Вы не разгрузите Синод? – ответил
я. – Ведь туда попадает масса дел, какие не только могут, но и должны разрешаться
властью епархиального архиерея... Прикажите вносить на рассмотрение Синода
только то, что подлежит его ведению»...
«Да, но этого недостаточно; создание должности
второго Товарища Обер-Прокурора необходимо; без этого нельзя будет обойтись;
но как это сделать!.. Дума кредитов не отпустит... Придется применить ст.
87; а это значит -ждать роспуска Думы и отложить вопрос до лета», – говорил
А.Н.Волжин.
«С тем, – добавил я, – чтобы, собравшись осенью,
Дума отвергла бы Ваш законопроект»...
«Ну, а как же иначе?» – спросил А.Н.Волжин.
Я тоже не знал, как нужно было поступить; однако, если бы и знал, то не
сказал бы, чтобы не создавать поводов для новых недоразумений. Беседы с
А.Н.Волжиным успели приучить меня к осторожности.
«Не знаю», – ответил я. Визит длился недолго.
Оставив меня в недоумении о цели своего посещения, А. Н. Волжин уехал.
На другой день я рассказал об этом визите Государственному Секретарю С.Е.Крыжановскому.
«Не понимаю», – сказал мне Государственный
Секретарь, – зачем А.Н.Волжин носится с 87-й статьей; я уже сто раз говорил
ему, что нужна не 87-я, а 11-я статья. Имеют же Министры Внутренних Дел,
Торговли и Промышленности по четыре Товарища, и Думе нет до этого дела;
а А.Н.Волжин из-за второго Товарища поднимает столько шума... Пусть изыщет
только источник содержания, а провести должность – дело одного доклада
Государю Императору. Причем же здесь Дума?!»
С.Е.Крыжановский занимал среди министров совершенно
исключительное место. Это был один из тех немногих, истинно государственных
деятелей, в котором огромный ум и широкие государственные размахи сочетались
с на редкость выдающимися знаниями. В то время как каждый министр вращался
в круге ведения своего ведомства, Государственный Секретарь обнимал государственную
жизнь в полном объеме и должен был обладать универсальными познаниями по
всем отраслям государственного управления. Хотя законодатель и отвел Государственному
Секретарю очень скромную роль в Совете министров, и участие его в заседаниях
ограничивалось лишь формальными замечаниями, в которых существа дела он
никогда почти не касался, да и касаться не мог, ибо, по силе Высочайшего
повеления, на коем основывалось участие Государственного Секретаря по некоторым
делам в Совете министров, ему предоставлено было высказать свои замечания
«преимущественно по соотношению намечаемой меры со Сводом Законов», т.
е. со стороны формальной; однако же к С.Е.Крыжановскому обращались не только
за разного рода формальными разъяснениями, но гораздо чаще и по существу
того или иного вопроса или законодательного предположения. И нередко мнение
С.Е.Крыжановского предопределяло судьбу законопроекта, изменяя его первоначальное
направление, еще задолго до внесения последнего в Совет министров. Но и
застигнутый в Совете министров, законопроект подвергался иной раз всякого
рода переделкам и изменениям соответственно указаниям Государственного
Секретаря... Припоминаю характерный случай, когда Совет министров, под
председательством А.Ф.Трепова, отклонил ходатайство Синода об ассигновании
30 000 рублей в пособие пленным священникам и затем вынужден был удовлетворить
его, благодаря возражению С.Е.Крыжановского. Случай этот имел место в конце
1916 года, в бытность мою Товарищем Обер-Прокурора Св.Синода, когда, по
просьбе Обер-Прокурора Н.П.Раева, обычно уклонявшегося от участия в заседаниях
Совета министров, я выступал в Совете в качестве его заместителя, с обязательством
во чтобы то ни стало отстоять означенное ходатайство. Меньший среди членов
кабинета, я чувствовал себя в Совете неуверенно, а общее пренебрежительно-скептическое
отношение министров к Синоду не сулило успеха... Я был уверен, что Совет
Министров отклонит ходатайство Синода, что явилось бы, в моих глазах, высочайшею
несправедливостью, ибо, если священник попал в плен, значит он ушел с позиции
последним и выполнил свой пастырский долг до конца, а при том заслуживает
самой глубокой признательности, и ему нужно помочь, недопустимо оставлять
его бедствовать во вражеском плену. Моим соседом справа был Государственный
Секретарь, и я шепотом высказал Сергею Ефимовичу свои опасения и тревоги.
«А Вы не смущайтесь, – живо сказал мне С.Е.Крыжановский,
– если Совет откажет, то потребуйте соединенного заседания Совета министров
и Синода»...
«Как? – удивился я, – разве возможны такие
заседания?!»...
«На практике таких случаев еще не было, ибо
не было поводов созыва их; но постановление Совета министров, по силе коего,
в случаях разногласия, для разрешения спорных вопросов созываются соединенные
заседания Совета министров и Синода, утверждено Его Величеством, и Вы смело
можете воспользоваться этим постановлением и сослаться на него, – ответил
С.Е.Крыжановский.
Ввиду частой смены членов кабинета, об этом
постановлении, конечно никто не знал, и я почувствовал, что С.Е.Крыжановский
не только укрепил мои позиции, но и сделал их неприступными.
Подошла моя очередь... я сделал краткий доклад
по существу Синодального ходатайства и просил удовлетворить его.
«Полагал бы отклонить», – сухо сказал представитель
Совета министров А.Ф.Трепов, сославшись на то, что высылаемые деньги обычно
конфискуются немцами и не доходят до назначения.
Вслед за А.Ф.Треповым высказались против и
прочие члены Совета министров.
«В таком случае я ходатайствую о созыве соединенного
заседания Совета министров и Синода», – сказал я.
На меня посмотрели как на сумасшедшего, и
никто не нашелся ничего возразить, ибо все в равной мере считали совершенно
невероятным возможность совместных заседаний министров с архиереями.
«Разве мыслимы такие совместные заседания?
– спросил меня, после общей паузы и некоторого замешательства, А.Ф.Трепов.
– На чем основываете Вы Ваше ходатайство?»..
«На основании Высочайше утвержденного постановления
Совета министров от такого-то числа, месяца и года», – ответил я.
«Было ли такое постановление?» – спросил А.Ф.Трепов
управляющего делами Совета министров Н.Н.Ладыженского.
«Так точно, было, Ваше Высокопревосходительство»,
– ответил Николай Николаевич, огласив журнал Совета министров с означенным
постановлением.
«Тогда, конечно, не стоит из-за 30 000 рублей
осложнять вопрос: полагал бы удовлетворить ходатайство Синода», – сказал
в заключение А.Ф.Трепов, против чего никаких возражений не последовало.
Победа была полная, и эффект получился чрезвычайный.
С.Е.Крыжановский, тотчас после окончания заседания,
по обыкновению, ушел в свой кабинет, а меня сразу же окружили министры
и стали поздравлять с выигранным сражением.
«Зачем Вы так подвели нас?» – спросил меня,
улыбаясь, А.Ф.Трепов.
«И не думал, – ответил я, – я сам не знал
о существовании этого постановления Совета министров и никогда бы не использовал
его, если бы не подсказал Сергей Ефимович».
Тем не менее, если не все, то некоторые, наверное,
приписали победу мне, а не С.Е.Крыжановскому.
Таким был Государственный Секретарь С.Е.Крыжановский.
Он не только знал больше других, не только никогда не превозносился своими
знаниями и преимуществами, а, наоборот, сознательно убегал от славы людской,
стараясь быть всегда незаметным. Может быть, по этой причине, а может быть,
потому, что ум является одним из тех недостатков, какой редко прощается,
С.Е.Крыжановский имел немало врагов и, разумеется, главным образом, со
стороны тех, кто не обходился без его помощи и завидовал ему.
Указание Государственного Секретаря на 11-ю
статью и ссылка на то, что А.Н.Волжин неоднократно уже обращался к С.Е.Крыжановскому
за советами, справками и разъяснениями и всякий раз получал ответ, что
87-я статья не применима, окончательно обесценили в моих глазах жалобы
А.Н.Волжина, и я увидел, что он прикрывается 87-ою статьей только для того,
чтобы откладывать учреждение должности второго Товарища Обер-Прокурора
Св.Синода на неопределенное время.